Звёздный рубеж - Глен Кук Страница 21

Пол улыбнулся, но на удочку не попался.

– Только не я, Ион. Я слишком хорошо тебя знаю.

Ругани не будет? Мареску снова погрузился в свою внутреннюю реальность. Чертова кукла! Как она могла? Да еще с этим… с этим арапом!

– Эй, Ион, что с тобой?

Даже хуже, чем обычно? Ион Мареску слыл на станции местным чудаком и брюзгой, его даже звали мистер Хандра или мистер Уксус. Большинство людей старались вступать с ним в контакт ровно настолько, насколько этого требовала работа. У него был только один настоящий друг, астрофизик Пол Нейдермейер, была возлюбленная по имени Мелани Баундс, был шеф – женщина с которой ему каким-то чудом удавалось поддерживать довольно приличные отношения – Орлица Катте. Все остальные были всего лишь жертвой его злобных нападок.

– Фон Драхов? Да он же строевой, так? С чего бы это они стали раскрывать это место строевому офицеру? Они хотят его здесь запереть?

– Ион, приятель, что с тобой? На тебе лица нет. Почему бы тебе не спуститься вниз, не принять душ и не надеть наконец чистый джемпер?

Одной из самых интересных особенностей Иона Мареску было то, что он, казалось, вместе с одеждой менял и свою личность. В стандартной рабочей одежде флота его почти можно было терпеть. Когда он облачался в свой костюм архаиста, он превращался в упрямого, задиристого, злоязычного и неимоверно мрачного типа, будто половину времени он действительно хил в мире Англии восемнадцатого столетия.

Мареску остановился перед настенным зеркалом в коридоре, игнорируя людей, которым ой загораживал проход.

– Кажется, у меня слегка помятый вид? – сказал он себе под нос, потом поправил парик, расправил под подбородком брыжи и подумал:

«Эх, была бы тут Англия времен короля Георга! Вызвал бы я мерзавца на дуэль и убрал это дерьмо сталью!»

Но ведь негров на дуэль не вызывали? Просто собрались бы несколько друзей и вздернули черномазого на сук. Если бы можно было сознаться друзьям в таком позоре.

Мареску не относился к числу самых изысканных архаистов станции. Многие из них приехали с маскарадными костюмами и результатами исторических исследований. Он увлекся архаизмом, только когда стал сходить с ума от изоляции. И с помощью Мелани сшил свой собственный костюм.

Он был предан своему хобби гораздо сильнее, чем остальные архаисты на станции, и гордился этим, как гордился своей хандрой, своими причудами и безупречностью работы над программами испытаний. Он любил думать, что он лучший во всем, за что берется, – даже в умении вызывать отвращение. И редко замечал неряшливость, проникавшую в его увлечение и привычки.

Мареску не стал тщательно изучать свою эпоху. Большую ее часть он просто выдумал. Верования и ценности эпохи своего хобби он создавал по когда-то и где-то слышанному.

Некоторые полагали, что слишком далеко зашедшее раздвоение между перфекционизмом на работе и халтурой в исполнении роли является признаком глубокой внутренней тревоги, однако адмирал Адлер [2]была с этим не согласна. Она считала, что Ион работает на зрителя.

Мареску зашагал прочь. Он уже успел забыть о Поле. Нейдермейер снова ухватил его за руку.

– Ион, если я не могу помочь, кто же сможет? Мы долгие годы были друзьями…

– Здесь мне никто не поможет, Пол. Дело в Мелани. Я рано закончил смену. Кварковая трубка забарахлила. Частицы отклонялись от траектории чуть ли не на миллиградус. На орбитали их направить не удалось… короче, стенд отключили. А она была с Митчеллом.

– Понимаю, – пробормотал Нейдермейер, а про себя подумал: «Ну и что?»

Наверное, Мареску слишком заигрался. Может быть, об этом должен узнать психолог.

Человека, который начал путать нравы сегодняшнего дня с нравами эпохи своего хобби, они считают очень неуравновешенным.

Ион всегда был невротиком. Теперь он, кажется, на грани психоза.

– Как она могла пойти на такое. Пол?

– Успокойся, ты весь дрожишь. Пойдем со мной, дружище. Что тебе на самом деле надо – это огненная вода для успокоения нервов. Стоп!

Пока что не будем об этом, слушайся своего доктора. Сначала выпьем, потом расскажешь, и мы что-нибудь придумаем.

– Да. Выпьем. Ладно. – Мареску вдруг решил проявить вежливость. – Расскажи мне об этом фон Даго.

– Фон Драхов. Рифмуется с Краковом, который в Польше.

– В Польше? А где эта Польша?

– Там, где выращивают китайских свиней, – усмехнулся Нейдермейер.

Мареску остановился. Его физиономия приняла озадаченное выражение. Потребовались секунды, чтобы сработала интуиция, которая делала его одним из лучших в Конфедерации создателем программ тестирования.

– Игра в ассоциации. Да мы же в нее уже сто лет не играли, правда? Польша. Китайские свиньи. Польско-китайские кабанчики. Не об этой ли породе говорили на днях в какой-то сельскохозяйственной передаче? Они хотят снова вывести вымершие породы?

– Мне не нравится, как они пахнут.

– Ладно, Пол, я пришел в себя. Успокойся. Лучше поведай мне повесть о твоем герое-кондотьере.

Нейдермейер не принял вызов.

– Я знаю очень немного. Просто подслушал какой-то разговор ребят из Безопасности. Они с ног сбились, готовясь к его прибытию. Кажется, оно застало их врасплох. Ну, вот мы и пришли. Что будешь пить?

Они сошли с эскалатора в мягко освещенную комнату. Света здесь было ровно столько, чтобы посетители не натыкались на мебель.

Бар был оформлен так, будто он выходит на открытую поверхность Хела. Защитный купол был незаметен. Рассеянный свет не давал на стеклостали бликов. Сам купол высился на вершине горы, откуда открывалась странная панорама темных утесов и пугающих провалов, а над головой горел Млечный Путь, сияя мириадами самоцветов.

– Ты никогда не замечал, что здесь кажется прохладнее? – спросил Мареску по крайней мере в сотый раз со времени их знакомства. Он смотрел на слабо освещенную поверхность мертвого мира. Нестабильное солнце из созвездия Цефеид висело над пиком, высвечивая золотую дорожку. Когда планета была в афелии, оно казалось не больше ярких соседних звезд. – Выбирай ты. Пол. На сегодня у меня нет особых пожеланий, только наливай побольше.

Нейдермейер принес из бара стаканы и бренди.

– Фрэнсис, должно быть, ушел на этот шабаш в Безопасности, – предположил он.

Обычно бар держал космический пехотинец с непроизносимым староземным именем, которое исследовательский персонал станции сократил до Фрэнсиса Бекона. У Службы Безопасности дел было очень мало, и они часто тратили время на то, что могло сделать жизнь на станции более терпимой.

На Хел приезжали без обратного билета. Только руководитель исследований и начальник Службы Безопасности иногда выбирались за пределы системы. По соображениям безопасности на станции не было ни одной инстелной системы связи. Изоляция была абсолютной.