Малая земля - Олег Таругин Страница 21

Большим любителем игристого вина старлей не был, в армии подобные напитки особо не привечают, не старорежимные гусары, чай, разве что по символическому бокалу по праздникам, просто однажды оказался в этих краях на экскурсии. Вот и запомнил кое-чего — из чистого любопытства, понятно. Хотя посещение заводских подвалов с последующей дегустацией продукции — читай, халявой — оказалось довольно, гм, познавательным.

— Ну, если сам товарищ Сталин, тогда конечно, — согласился ефрейтор. — Хотя, не понимаю я этого шампанского — шипучка, да и только. Бабский напиток, одним словом. И в нос пузырями шибает. Не, лимонад вкуснее.

— Вкуснее — это ежели водки под рукой не имеется, — завершил короткий спор бывший танкист. Прохоров промолчал, пряча улыбку — судя по всему, с предыдущим оратором он был согласен.

— Пошутили? Молодцы. А теперь разбежались, приказ никто не отменял. Полчаса на все про все, затем перекусим, отдохнем — и за работу. Если кто запамятовал, мы, вообще-то, в тылу противника, притом глубоком…

— Как жопа! — коротко заржал Ивченко, тут же, впрочем, осекшись. — Виноват, тарщ лейтенант! Все, нет меня, убег выполнять важное задание командования.

— А я, значит, снова на месте сиднем сижу? — угрюмо осведомился Прохоров, аккуратно прислоняя радиостанцию к замшелому комлю ближайшей сосны. — Все воюют, фрица бьют, а главстаршина только ящик таскает, да антенну разворачивает-сворачивает…

— Вот скажи, Егор Батькович, — старший лейтенант с наслаждением вытянулся на земле. Уставшее тело ныло, казалось, каждой мышцей и связкой. Хотелось расплыться по холодной земле, усеянной пожелтевшими, хрупкими от мороза сосновыми иголками, и отключиться минуток, эдак, на девяносто. Вот только нельзя расслабляться, никак нельзя. Да и какой из него боец после полутора часов на холодной земле? Пламенный привет почкам, как говорится… — Качественного мы «языка» сегодня спеленали? Будет от него нашим польза, когда они его на допросе разговорят, да до самого донышка вывернут? Разведчик же все-таки, не каптерщик какой.

— Шутите, товарищ старший лейтенант? — возмутился, хмуря кустистые брови, боец. — Понятное дело, будет. Да еще какая! Главное, живым дотащить.

— То-то и оно. А шансы благополучно дотащить после твоей радиограммы у Левчука значительно возрастают. Диверсанты без связи, понятно дело, тоже серьезная сила, но со связью — сила вдвойне. Потому и радиста всеми силами сохраняют, вон, как ты свою шарманку бережешь. В плен-то тебе никак нельзя, знаешь ведь?

— Да уж знаю, — насупился Прохоров. — Как будто я им сам сдамся! Последний патрон — мне, последняя граната — ей, — главстаршина любовно похлопал по зеленому боку ящик радиостанции.

— Ситуации всякие, случаются, Егор. Может и взрывом случайным оглушить — да мало ли? И тогда любой из нас должен будет… ну, ты понял. А это ох, какое непростое дело, в товарища своего стрелять, не каждый и потянет. Потому и держат радиста до последней возможности в безопасности.

— Понял я все, — пробурчал Егор. — Что вы со мной, как с ребятенком каким, ей-ей! А то сам не понимаю! Просто обидно немножко. Разве ж я виноват, что на флоте в «семерке» ^[9] служил и радиодело, как свои пять пальцев, знаю?

— Вот, кстати, насчет ребятенка… Левчук говорил, ты детдомовский? А родители где? Нет, если не хочешь, не отвечай, дело личное, в душу лезть не стану.

Уже задав вопрос, старший лейтенант неожиданно подумал, что, возможно, и не стоило ни о чем спрашивать. Судя по возрасту, родился Прохоров в самом начале двадцатых, а времена тогда были лютые. Вдруг он, сам того не желая, сейчас случайно затронул то, о чем боец всеми силами старается забыть, выбросить из памяти?

— Да мне скрывать-то нечего, — спокойно пожал плечами радист, вытягивая из кармана кисет. — Закурить разрешите, тарщ командир?

— Травись, коль охота. Сам я не по этому делу.

Уверенно свернув самокрутку, Прохоров прикурил от самодельной бензиновой зажигалки, изготовленной из гильзы от ДШК — подобные Алексеев только в музее и видел. С наслаждением выдохнув клуб вонючего махорочного дыма, продолжил рассказ:

— Батька мой на Гражданской погиб, уже под самый конец — мать тогда еще брюхатой ходила. А как меня родила, так и сама через полгода от тифа померла. Другой родни не имелось, так в детдоме и оказался. Спасибо, хоть фамилия семейная сохранилась. Ничего, спасибо Родине — спасла, выходила, образование дала. Срочную на ЧФ служил, дальше, понятно, война. Помотало, покидало, в итоге тут оказался… вот как-то так.

— Понятно, — кивнул Степан, пораженный, насколько спокойно, между делом, без малейшего надрыва и псевдопатриотического угара, была произнесена фраза о Родине. «Спасла, выходила, образование дала». Просто констатация факта. Непреложного, как законы мирозданья. Наверное, в этом-то и была главная сила этих людей, его предков. Та самая сила, что оказалась крепче крупповской брони и прочего орднунга вкупе с сумрачным тевтонским гением.

Да твою ж мать… аж в глазах защипало, блин! Эх, когда ж они все-таки свернули куда-то не туда? После внезапной смерти Сталина и восхождения на трон лысого кукурузника сотоварищи? Да, скорее всего, именно тогда. И после сомнительных хрущевских «реформ» уже вряд ли можно было что-то всерьез изменить — разве что полностью отстранив от власти всемогущую компартию. Речь, понятное дело, не про рядовых бессребреников-коммунистов, тех, что перед своей последней атакой оставляли в окопе записку «если погибну, прошу считать меня коммунистом», а именно что про партийных бонз, стремительно начавших набирать вес, становясь местечковыми князьками, как раз во времена Хрущева.

Вон, того же незабвенного Леонида Ильича взять — не раз бывал на плацдарме, воевал, едва не погиб, когда подорвался сейнер, на котором он шел к Малой земле… вот только, сумел бы даже он что-либо изменить после прихода к власти? Или правильнее сказать, захотел бы? Решился бы пойти против системы? Не факт, вовсе не факт. Ухитриться каким-то образом все-таки пересечься с Брежневым на плацдарме? А зачем, собственно? Рассказать о печальной судьбе Советского Союза, недальновидной политике коммунистической партии, туевой хуче совершенных после смерти Иосифа Виссарионовича ошибок и просчетов, перед тем представившись гостем из далекого будущего? Угу, очень смешно, обхохотаться просто. Прямо аж до икоты.

Самое обидное, какие бы изменения в ход исторических событий он не внес, в глобальном смысле ровным счетом ничего не изменится. До товарища Сталина ему, словно герою очередного попаданческого романа, не добраться, да и не поверит тот — доказательств-то никаких нет, одни только слова. А словам, ежели историки не врут, Вождь не особо верил.

Да и хреновый из него советчик, собственно говоря: «Вы, Иосиф Виссарионович, главное, Никитку расстреляйте. Ну, и Горбачева с Ельциным заодно. Им, правда, сейчас лет по двенадцать всего, но вы все равно расстреляйте, я в интернете читал, что в ваше время всех подряд к стенке ставили, иногда даже по нескольку раз. Целых стопиццотмильенов в лубянских подвалах расстреляли, а потом в ГУЛАГ отправили»… Еще смешнее.