Так не бывает, или Хрен знат - Александр Борисов Страница 21

Увидев, что я заскучал, дядя Вася тряхнул меня за плечо:

– Не обижайся, Кулибин. Просто Семён Михайлович, начальник грузового участка, тоже всегда говорит «можно и так».

– Надумаешь делать плитку, – отсмеявшись, сказал Петро, – о мыле забудь. Это дело такое: с концентрацией не угадаешь – всё прахом пойдёт. Немцы в таких случаях добавляют в раствор кровь. Специально привозят с бойни. Так что, будет бабка цыплёнка рубать, ты не зевай. На наше оцинкованное ведро – четыре-пять капель. И не надо армировать.

Я ушёл с пустыми руками. Трамбовку с эскизом Пётр Васильевич придержал у себя. Сказал, «надо мараковать». Я не мог предсказать его дальнейшие планы. Для меня этот человек был загадкой. Память о детстве хранит многое, а он почему-то в ней не удержался. Наверное, близко не сталкивались. Не было в нём ни ярких примет, ни внешней харизмы. Не привлёк он мальчишеского внимания.

Бабушка ковырялась на островке. Сквозь заросли ивняка мелькал её белый платок. Я вброд перешёл через речушку, на всякий случай спросил:

– Ба, а дядя Петя, он кто? Почему я его раньше не замечал?

– Петька-то? Оттого и не замечал, что он из Москвы недавно вернулся. На заработки ездил, за длинным рублём. Это кум Василия Кузьмича. Он на смоле давно, но больше наездами.

Бабушка уже подпушила оставшиеся четыре рядка и теперь собирала в кучку срезанные мной кустики молочая. Это, конечно, сорняк, но куры любят его до драки. Больше, чем коты валерьянку.

Я хотел ещё что-то спросить, но бабушка перебила:

– Иди, там тебе дед приготовил работу.

Во дворе меня ожидали два ведра кукурузы в початках и четыре снопа проса. Ну да, впереди воскресенье, базарный день. Деду нужно успеть навязать веников. Сам он сидел у входа в сарай и готовил лозу. Каждый побег вербы нужно расщепить надвое, выбрать ножом сердцевину и запарить в ведре с кипятком. Только тогда вязки на ручках обретут благородный коричневый цвет, а сам веник будет похож на тот, что рисуют художники в своих иллюстрациях к сказкам.

Я в таких случаях не заморачивался. Провязывал ручку белой полипропиленовой нитью. Вид, понятное дело, не тот, но на качестве это не сказывалось. Главное – скорость. Вязать приходилось в количествах, приближенных к промышленным. Семь КамАЗов сырья с гектара – это вам не хухры-мухры.

Была у меня приспособа и для очистки семян с веничья – полый большой барабан с наваренными на поверхность гвоздями, кусками прутка и прочим железным хламом, сидящими на электрическом двигателе. Я включал его в сеть, семена, под своей тяжестью, ложились на барабан и, соприкасаясь с ребристой поверхностью, разлетались в разные стороны. К концу рабочего дня по двору было трудно ходить. Ноги вязли в густом красно-коричневом слое. Вечером приезжал знакомый мужик и выгребал всё под метёлку. Он разводил бройлеров в подвале своего дома и тоже «ковал железо, пока горячо» – вдруг, передумаю? Ведь никто, кроме меня, не дал бы ему и ведра бесплатного корма.

Дед работал ещё по старинке: в основе – железная полоса из проволоки-катанки, на брезентовом ремешке – деревянная ручка с пробитой понизу точно такой же проволокой. Вставил в раскрытый зев пару метёлок, придавил, потянул на себя.

Я делал эту тупую работу и вспоминал о будущем. Был в моей жизни долгий период, когда только веники и помогли выжить.

Лет через тридцать пять меня научит этому ремеслу дедушка Ваня, мой родственник и сосед, после смерти бабушки Паши оставшийся бобылём. На зиму он уезжал к дочери в Сочи. Запирал изнутри все двери, прыгал через забор – и на вокзал. И в восемьдесят лет прыгал, и в девяносто, и в девяносто пять. Возвращался он в конце марта. Забирал у меня своего Шарика, помесь дворняжки с болонкой, и начинал зарабатывать деньги. Кормился от земли. Для начала выкапывал в огороде луковицы тюльпанов, собирал в пучки молодой укроп, доставал с чердака пару веников прошлогоднего урожая, грузил в тачку и отвозил на базар. Случая не было, чтобы не продал. Там тоже не зевал. Увидит косу без ручки, купит за пять рублей, дома «сгандыбачит» косьё, на следующий день продаст за червонец. Что только ни выпускала его домашняя мастерская! Ручки для топоров и напильников, приспособы для кос и граблей, кисточки разных модификаций для побелки и для покраски, посылочные ящики из фанеры, веники, растительное масло.

Ну да, вы не ослышались, растительное масло. Водил дедушка Ваня дружбу с директором маслозавода и ежегодно в качестве благотворительной помощи ветеранам войны получал от него машину отходов – шелухи от семечек. Ко двору подъезжал самосвал, мечта оккупанта, и вываливал кучу добра возле его калитки. Не ему одному привозил, а всем ветеранам и работникам МЭЗа, имевшим приусадебные участки. Это идеальное, экологически чистое удобрение. Разбросаешь слоем по огороду, за зиму отходы перегниют, и земля обретает плодородие целины.

Получали-то помощь многие, но не каждый имел хозяйскую жилку. Иван Прокопьевич лучше других знал, что наряду с шелухой, мелкими камешками, кусочками листвы и будыльёв конвейер отбраковывает и сросшиеся между собой «обоймы» из крупных семечек. Он пропускал сырьё через несколько разнокалиберных сит, провеивал его на ветру и добывал в итоге два с половиной мешка полноценных ядрёных семечек. Потом он сдавал добычу на частную маслобойню в обмен на молочную флягу ароматного масла и полмешка жирной макухи. Какую-то часть хабара дед оставлял себе, остальное шло на продажу.

С неё, с этой странной дружбы пенсионера с директором крупного предприятия, и началась моя смычка с землёй.

Была мечта у Ивана Прокопьевича – посадить гектар веников. Он лелеял её все девяносто семь с половиной лет, что были ему отпущены на грешной земле. Не срослось у него. Не было в те времена столько бесхозных земель. И решил он тогда хоть посмотреть, как выглядит этот гектар со стороны. Уболтал, короче, дедушка Ваня директора МЭЗа на авантюру. Посидел тот с карандашом, прикинул все риски, возможную выгоду и сдался.

Из-под каждой колонки цифр пёрла рентабельность.

С деньгами у меня было в то время никак, хотя пахал я на трёх работах. Газета была на грани банкротства. Учредитель изъял денежки за подписку и приказал долго жить. Приходилось мотаться по городу, но в поисках не материала, а спонсоров. На телевидении денег почти не платили, как, впрочем, и в управлении культуры. Ничего, кроме престижа, мои должности не приносили. Я уже начал подумывать, не вернуться ли мне к ремонту автомобилей, но вечером пришёл дед Иван и потребовал помощи. Мол, надо вязать веники. Он никогда ничего не просил. Всегда говорил «надо!».

– Я ж не умею, дедушка Ваня!

– Ничего, учиться будешь. Я покажу. Дело срочное, каждый день на счету.

Надо так надо. Плюнул я на производственные дела, мы сели на велосипеды и где-то к семи утра были на территории МЭЗа. Там уже собралось несколько вольных старателей, выбирали удобное место, прилаживали станки. Мы с дедом расположились около тракторной тележки, сходили в гараж за сырьём, принесли по охапке.

– Вязать будем до обеда, – сказал мой наставник, – четыре веника в склад, пятый – наш. Поэтому работаем быстро. Смотри и запоминай: прутья нужно ровнять в ладони. Сначала клади мелочь, около семи штук, потом обложи их по кругу крупной метёлкой. Заготовка будет готова, если метущую часть уже невозможно удерживать в жмене. Передавай её мне, понял?