Так не бывает, или Хрен знат - Александр Борисов Страница 20

По дороге домой я обследовал содержимое банки и даже попробовал на язык. Зелье пахло степным покосом и по цвету напоминало «мужика с топором». Только градус намного солидней. От одной капли во рту у меня запекло, а в желудке зажглась лампочка. Нет, от такого лекарства ни один мужик не откажется!

– Где взял? – строго спросила бабушка, лишь только я водрузил банку на стол.

– У Пимовны. Я розетку ей починил. Это для дедушки, чтобы бок у него не болел. Столовая ложка из банки плюс стакан молока. Пить натощак. Как он?

– Да спит ещё. Ты уж там не греми железяками, пусть как следует отдохнёт.

Я сбегал к почтовому ящику, достал свежую прессу. Ответным мерам СССР на размещение в ФРГ американских ракет «Ланс» там уделялось всего несколько строк. Суть сводилась к переукомплектованию ракетного арсенала, дислоцированного в Восточной Европе. Морально устаревшие «СС-4» и «СС-5» будут заменены на более новые. Ну, это уже что-то.

На смоле под погрузкой стояли четыре машины. Казалось бы, пятница – ан нет, все что-то в нашем городе строят. Я же доставал из колодца утонувшие вёдра и думал о завтрашнем дне. Угостить Бабку Филониху пломбиром за 18 копеек или ей жирно будет? С одной стороны, моряк, пусть и бывший, должен держать марку, а с другой? Сорок рублей пенсии на троих. Можно, конечно, прожить, если без шоковой терапии, но экономить надо. Да и шиковать я привык только на свои.

Перед смертью, говорят, не надышишься. За оставшиеся четыре дня столько надо успеть, что голова кругом! Тем не менее в эту минуту мне хотелось пришпорить время. Пусть или дед скорее проснётся, или очередь за смолой рассосётся сама собой.

Чтобы хоть чем-то занять себя и оказаться поближе к центру событий, я решил подпушить на островке картошку. С момента моего появления в прошлом с неба не упало ни капли дождя, и почва в рядках покрылась плотною коркой. Я взял бабушкину тяпку, перекинул через протоку сходню и взялся за дело.

Плескалась река, журчала на перекатах. Радужные крылья стрекоз трепетали в зарослях ивняка. На песчаную отмель зачем-то садились пчёлы. Всё казалось незыблемым, настоящим. Так было, так есть и так будет всегда.

Тяпка была немного тяжеловатой, но я ещё в детстве умел работать с обеих рук, поэтому почти не устал. Мне оставалось пройти всего четыре рядка. Я настолько увлёкся, что не сразу расслышал, как кто-то меня окликает.

– Привет, говорю, Кулибин!

Это были мужики со смолы. Войдя по колено в воду, они смывали пот и потёки грязи метрах в трёх от меня.

– И вам не хворать! – поздоровался я, пряча тяпку между рядков.

– Что не заходишь? – спросил дядька Петро. – Плитку делать ещё не передумал?

Нет, кое в чём я всё-таки изменился в худшую сторону. Куда-то исчезла сдержанная немногословность солидного человека. Сквозь поры моей души проступил хвастливый пацан. Я выложил в подробностях всё о действующей модели электротрамбовки: где взял, что сделал, как подключил. Не упустил даже, что дедушка спит и поэтому я её ещё не успел испытать.

– Неси, – прервал мои словеса Василий Кузьмич, – покумекаем вместе.

Я пулей понёсся к сараю, забыв о ещё не окученной картошке.

Бабушка стояла возле колодца, разговаривала с сестрой. Она ловко перехватила меня на ходу, заправила рубашку в штаны и строго спросила:

– Ты тяпку мою не видел?

– Там она, на островке, – скороговоркой выпалил я, пританцовывая от нетерпения.

– Пойди принеси!

В общем, когда я пришёл к сторожке, мужики уже переоделись и готовились принять на грудь. Варёные яйца, сало, чёрный хлеб и молодой чеснок были разложены по тарелкам. В ведре с холодной водой ожидали звёздной минуты две бутылки портвейна по рубль семнадцать.

Сейчас так не пьют. Вернее, не сейчас, а… ну, в общем, вы поняли. На те же рубль семнадцать можно было нажраться вусмерть. Бутылка хорошего самогона стоила пятьдесят копеек, домашнее вино – максимум тридцать. Да только статус рабочего человека не позволял мелочиться. Пили покупное вино не для того, чтобы покуражиться или пустить пыль кому-то в глаза, а просто из самоуважения. И пойло было другим, и люди.

– А вот и Кулибин, – констатировал дядя Вася, – быстро же ты! Правда, что ли, собрал? Ну-ка, Василич, тащи переноску. Сейчас испытаем – будет чего обмыть.

Петро отложил в сторону нож, которым очищал от соли шмат сала, вытер его о газету и осмотрел конструкцию.

– Шурупы могут не выдержать, – сказал он с сомнением и придавил комара. – Это у тебя что, эксцентрик такой? Сорвёт к чёртовой матери! Ты его эпоксидкой залил бы, что ли.

Ворча и почёсываясь, он проверил соединение и стал выбирать место, которое можно утрамбовать. Вся грузовая площадка была залита смолой, и единственный кусочек сравнительно чистой земли, до которого дотянулась его переноска, был под чумазой, приземистой яблонькой.

Мой аппарат затрещал и стал деловито постукивать. На поверхности почвы проступила лужица влаги.

– Ни хрена себе! – удивился Культя. – Это сколько же надо ручной трамбовкой землю охаживать, чтобы дойти до воды!

– Слабовато! – сказал Петро и стал сматывать провода. – Бут под фундамент эта хреновина ни за что не протопчет, посади ты её хоть на чугун. Сантиметров пятнадцать песка – это да, в самый раз. Но Кулибин всё равно молодец. Ты свой вчерашний чертёж ещё не скурил? – повернулся он в мою сторону и весело подмигнул.

– Нет, – пропищал я.

– Вот и отлично. Тащи его скорее сюда.

Я вернулся через пару минут. Протянул тетрадный листок с эскизом и чертежами. Пётр Васильевич внимательно его осмотрел, будто раньше не видел, кое-что уточнил:

– Это что за хреновины в месте крепления ручки?

– Сайлентблоки от «москвича». Ну, втулки такие, резиновые, чтоб не сушило руки.

– А колёса зачем?

– С места на место переезжать.

– Лишнее… колёса здесь не нужны. Они усложняют конструкцию и будут ломаться в первую очередь. Проще плиту с двух сторон закруглить.

– Можно и так, – согласился я.

– Нет, ты видишь, Кузьмич, – вдруг засмеялся Петро, – какой толковый пацан? «Можно и так», говорит!

Что-то, наверное, с этой фразой было у них связано.

Мужики беззлобно захохотали. В другое время я обиделся бы и ушёл. Сейчас же терпеливо ждал, хотя, честно сказать, не знал, куда себя деть. Сам виноват. Нужно было им отвечать с поправкой на возраст.

Вечерело. Шальной ветерок бережно перебирал гроздья зелёной глючины ^[9]. На деревянном столбе истошно орала горлица: «Че-куш-ку! Че-куш-ку!»