Боги нефрита и тени - Сильвия Морено-Гарсиа Страница 17

Кассиопее показалось странным представить этот аромат. В конце концов, он бог смерти и должен пахнуть разложением. Но поскольку ничем таким она не пахла, то эту мысль вытеснила другая.

– Я не хочу, чтобы меня соблазнял твой кузен, – запротестовала она. – За кого ты меня принимаешь – за женщину легкого поведения?

– С тобой ничего такого не произойдет. Ты заманишь его, свяжешь, а там я уж сам разберусь с ним, – ответил Хун-Каме.

– Свяжу? Ты сошел с ума. Как? Он разве не поймет…

– Отвлечешь его поцелуем, если придется, – бог стал терять терпение.

– Ага! Буду я целоваться с мужчинами просто так! Сам целуйся с ним.

Кассиопея вскочила, чуть не перевернув стол. Хун-Каме, также вскочив, быстро поймал ее за руку.

– Я Великий Повелитель Шибальбы, Ткач теней. Что ты сделаешь? Уйдешь от меня? Ты не подумала о моих возможностях? Это было бы глупо. Даже если у тебя получится сбежать, осколок кости убьет тебя, а вытащить его могу только я, – прошипел он.

– Возможно, мне стоит отрубить руку, – прошипела она в ответ.

Ей не стоило этого говорить, не стоило показывать, что знает об этом варианте, но, раздраженная его высокомерием, все-таки сказала. Ей хотелось немного опустить его на землю, хотя пристыдить бога невозможно.

– Да… Но это не лучшее решение, – после паузы отреагировал он. Взгляд его был как кремень, готовый высечь искру, и Кассиопее пришлось опустить глаза.

– Это также было бы трусостью, учитывая, что ты дала мне слово и поклялась служить, – продолжил Хун-Каме. – Хотя… твой дед был предателем, человеком, лишенным чести.

Кассиопея сжала кулаки. У нее нет ничего общего с Сирило Лейвой, это Мартин унаследовал все его пороки. Кассиопее больше нравилось думать, что она копия своего отца и что-то взяла от матери, хотя сомневалась, что обладает ее добротой. А на самом деле, как и многие молодые люди, она видела себя другой, независимой, ни на кого не похожей.

– Я не трус, – запротестовала она. – И в чем это я тебе клялась?

– Когда мы покидали твой город, ты сказала «хорошо». Разве это не обещание?

– Ну… но я собиралась…

– Отрезать руку при первой возможности? – спросил бог, подступая ближе к ней.

– Нет! Но я и не дура… чтобы слепо подчиняться тебе.

– Я не считаю тебя дурой, хотя твой голос пронзительнее криков разъяренного попугая, – сказал Хун-Каме. – Послушай, возможно, я нагрубил тебе. Но я не хочу, чтобы у тебя осталось плохое впечатление. И в то же время я должен напомнить, что мы объединены не самым приятным обстоятельством и должны действовать быстро. Будь у меня выбор, я бы не доставил тебе столько неудобств. Но твоя помощь мне необходима, Кассиопея Тун.

За столом по соседству старики перемешали морщинистыми руками костяшки домино. Белые точки на черном фоне… Кассиопея взглянула на бога.

– Я помогу тебе, – сказала она. – Но сделаю это не потому, что ты Великий Повелитель чего-то там, а по той причине, что мне тебя жаль.

– Жаль? – удивленно переспросил Хун-Каме. – С чего бы это?

– Потому что ты один в этом мире.

Его лицо теперь было подобно базальту, холодное, как зима на Юкатане. Если он и переживал какие-то эмоции, то они прятались глубоко внутри.

– Мы все одни в мире, – сказал он беспристрастно.

Но Кассиопея была слишком юна, чтобы принять его слова. Она пожала плечами и снова уселась за стол. Хун-Каме тоже сел. Девушка допила свой кофе. Стук домино о дерево и бряцание ложек о стекло – эти звуки были подобны музыке.

– Ты говорил, что надо связать его. Как? – спросила Кассиопея.

– Куском обычной веревки.

– Куском обычной веревки… – повторила девушка. – Это сработает с богом?

– Конечно. Я произнесу заклинание, и она станет крепче крепкого. Хуан будет обездвижен, а с остальным я разберусь. Не бойся.

– Тебе легко говорить. Бьюсь об заклад, боги мало чего боятся, в то время как у обычных людей страхов большой выбор, – ответила Кассиопея.

– Ты не обычный человек, сейчас – нет.

«Надолго ли?» – подумала девушка. Пришлось признаться себе, что с ним она осталась и по той причине, что ей хотелось перемен. Быть не обычной девушкой, крахмалящей рубашки и полирующей ботинки, а особенной, способной полностью изменить свою жизнь.

– Не бойся, говорю, – повторил Хун-Каме и взял ее левую руку в свою.

Это жест ничего не значил, ведь в нем не было ни капли эмпатии, но все равно пульс ускорился, поскольку трудно быть одновременно мудрой и юной.

– Ты чувствуешь? Моя магия в твоих венах, – сказал он.

И правда. Когда он коснулся ее, раздалась какая-то нота, словно искусные пальцы пробежались по арфе. Магическая ли? В любом случае – да. Что еще должна была почувствовать девушка, когда ее руку сжимает красивый мужчина?

Кассиопея высвободила ладонь и нахмурилась.

– Если твой кузен испугает меня, я сбегу, мне все равно, – сказала она. – Разъяренные попугаи кусаются, ты знаешь об этом?

– Что же, придется рискнуть.

Кассиопея постучала ложкой о стакан, призывая официантку, которая долила им кофе.

– Тебе нравится? Этот напиток? – спросил он, когда девушка добавила в кофе молоко.

– Да. А тебе нет?

– Слишком густой. И молоко нарушает горечь кофе.

– А, ну да, чистоту кофейного зерна нарушать не следует, – усмехнулась Кассиопея.

– Именно.

Она засмеялась, но он, конечно же, не нашел в этом ничего смешного.

Так они и сидели в кафе: темный серьезный бог и девушка, губы которой все время разъезжались в улыбке. Тем временем на город опустилась ночь, и на улицах зажглись фонари.