Отпуск в Средневековье - Андрей Писарцов Страница 16

Потянулись долгие дни моего заточения. Я никого не видел и ни с кем не разговаривал. Раз в день, ближе к обеду, гремя засовами и ключами, отпирал дверь мрачный стражник, молча клал на полено краюху хлеба, ставил кувшин с водой, затем молча уходил и запирал за собой дверь. Мои попытки заговорить с ним оказались тщетны.

Чтобы не сбиться со счета дней, я разбил один кувшин на мелкие кусочки, сгреб их под лавку, и каждый день выкладывал в угол темницы по одному черепку.

Медленно тянулись дни. Однако от слабого питания тело не могло никак начать выздоравливать, боль все время оставалась сильной и острой, переломы почти не заживали. Тело постоянно ныло, больше нескольких шагов по темнице я сделать не мог. От начинавшихся приступами жутких болей мне начало казаться, что я постепенно схожу с ума.

Когда в углу накопилось уже двадцать четыре глиняных черепка, засовы двери задвигались, и в замочной скважине заскрежетал ключ. Тяжелая дверь со скрипом открылась, и стражник впустил вовнутрь темницы большую горбатую фигуру в черной накидке с капюшоном. В руках у человека был небольшой сундук, обшитый красиво выделанной кожей.

Черная горбатая фигура шагнула вовнутрь и дверь за ней захлопнулась. Человек деловито убрал с полена кувшин на пол, поставил бревно в центре темницы и сел на него, бережно опустив сундук рядом с собой. Из-за постоянного одиночества я был рад даже этому странному типу и сразу же попытался завязать с ним разговор.

– Здорово! – оживившись, сказал я фигуре. – Что ж ты так молчаливо вошел и сидишь тут. Представился хотя бы.

– Пилогарт, – представилась горбатая фигура мрачным могильным голосом. – Головной и самый жестокий палач нашего великого князя Пересвета. Слава о моих мучительных пытках и изощренных опытах распространилась далеко за пределы княжества.

Оживленность моя тут же куда-то пропала. Пилогарт откинул капюшон плаща и передо мной предстала уродливая лысая голова. Глаз в его черных глубоких глазницах почти не было видно, одного уха не было. Увидев мою растерянность, палач улыбнулся своей кривой беззубой улыбкой.

– Ты чего это побледнел? – удивленно спросил он глухим голосом. – Это ты зря, братец. Тебе надо радоваться, что я буду вносить теперь в твою скучную жизнь хоть какое-то разнообразие.

– Спасибо, конечно, за заботу, приятель, но ты ошибся, мне тут совсем не скучно, – ответил я.

– А я тебя не спрашиваю, скучно тебе здесь, или нет. Главное мое дело – это следить за состоянием твоего здоровья, как велел великий князь. И делать я это буду с великой тщательностью и усердием из-за любви к своему ремеслу.

– Да ладно, Пилогарт, зачем людей-то мучить, – пытаясь обратиться к его совести, сказал я. – Если ты вдруг окажешься на моем месте, тебе будет приятно, если тебя будут жестоко пытать?

– Конечно, – заявил горбатый Пилогарт, мечтательно улыбнувшись. – И пускай тогда это будут только самые лютые пытки, каких я даже и не знаю! Я сумею по достоинству оценить настоящего мастера! И ты тоже должен будешь по достоинству оценить мое мастерство. Тогда пытки пойдут тебе в радость, и ты получишь от них истинное наслаждение!

Я понял, что этот фанатик – ненормальный маньяк и совесть свою он замучил до смерти еще в детстве, так что все мои попытки договориться с ним будут пустыми.

– Ну а теперь давай я тебя осмотрю, – заявил он и склонился надо мной.

Он начал осматривать мое изувеченное тело и до сих пор не зажившие раны. Потом достал из своего сундука маленький чугунный молоточек и стукнул им меня несильно по левому сломанному предплечью. Я скривился от боли. Он стукнул меня туда же, но уже посильней. Я заорал. На его лице появилась довольная улыбка, и он начал было выстукивать на моем сломанном предплечье какую-то мелодию типа Спартак-чемпион. От боли я покраснел, но, собрав все силы, вывернулся из-под его молотка и со всей злости выложил ему из лежачего положения прямой удар в глаз второй рукой. Палач, отлетел назад, а я, обессилев после удара, потерял сознание. Тело мое было слишком слабым.

…Огромный столп холодной воды, обрушившийся мне на голову, привел меня в сознание. Я лежал мокрый на скамье, а надо мной стоял палач с пустым ведром из-под воды. Глаз с левой стороны у него начал опухать, молча напоминая о моем метком ударе.

– Ну что ж ты сделал! – разочаровано и зло заявил он. – Вместо того чтобы лежать и внимать мукам, ты остатки своих сил бездарно потратил не по назначению.

При этих словах палач осторожно дотронулся до подбитого глаза. Его глаза вдруг загорелись ненавистью ко мне.

– За это ты мне дорого заплатишь, – могильным голосом сказал он. – Я подвергну тебя пыткам, которые до этого не применял еще ни на ком, потому как они слишком жестоки даже для меня!

– Ну, попробуй, начни, – заявил я с сарказмом. – Я добавлю тогда тебе еще один синяк под второй глаз, для симметрии.

– Не сейчас. Сейчас ты слишком слаб, – с сожалением сказал он. – Ты можешь отдать Богу душу при первой же моей пытке. Пока тебе надо набираться сил.

Затем, немного подумав, Пилогарт добавил, глядя на меня:

– Наверно, тебе надо давать больше еды, чтобы твое тело быстрее восстановилось.

– Ты сказал первую мудрую мысль за весь вечер, – усмехнулся я.

– С завтрашнего дня ты будешь получать в два раза больше хлеба и воды.

– Спасибо, Пилогарт, ты настоящий друг, – не без сарказма ответил я, однако палач воспринял мои слова всерьез.

– Будь же и ты мне другом и постарайся поправиться как можно быстрее.

– Обязательно!

– Когда луна опять станет полной, я приду снова, чтобы справиться о твоем здоровье. Однако если ты начнешь чувствовать себя лучше раньше, позови меня и я тотчас приду.

– Спасибо, приятель, – с наигранной растроганностью в голосе сказал я. – Ты теперь единственный человек, который заботится о моем здоровье и интересуется, как я себя чувствую.

– Не беспокойся, я не дам тебе умереть. Я постараюсь сделать все, что от меня зависит!

При этих словах он дружественно похлопал меня по плечу, от чего меня всего передернуло.

– Спасибо, Пилогарт, даже не знаю, как тебя благодарить за это.

– Твои слова страдания и вопли мучения – лучшая для меня награда. А сейчас мне надо идти. Я вскоре опять приду к тебе, не волнуйся.

– Я не волнуюсь, Пилогарт. Я буду с трепетом ждать того момента, когда ты снова вернешься. А сейчас иди, иди. Ты, наверно, уже опаздываешь на автобус.

«Когда этот псих уйдет отсюда?» – думал я. Общением с ним я уже был сыт по горло. В этот момент он накинул свой плащ, поднял с пола свой сундук и пошел к двери. Я с нетерпением ждал, когда его горбатая и уродливая фигура исчезнет с моих глаз. Однако в дверях он неожиданно застыл и задумчиво произнес:

– Знаешь, я еще не встречал такую жертву, которая так понимающе бы отнеслась ко мне, как ты.