Егерь Императрицы. Мы вернемся! - Андрей Булычев Страница 15

«Ничего, знамя алая со мной, казна и важные бумаги — у главного писаря в больших сумах, — думал паша. — Главное — представить бой с русскими не как пораженье, а как успех, и можно будет пополнить новыми людьми свою выбитую тысячу».

Лёшка прицелился и плавно нажал на спусковой крючок. «Бах!» — приклад ударил в плечо, и знаменосца-байрактара выбила из седла тяжёлая пуля штуцера.

«Бах! Бах! Бах!» — били фузеи и штуцера роты. На землю валились всадники и лошади. Курт выбрал для себя цель: «Вот этот бородатый турок в ярко раскрашенном халате и в белоснежной чалме явно не простой всадник». Он выбрал свободный ход спускового крючка, посылая пулю. Лошадь бородача вздыбилась и завалилась на землю вместе с седоком.

«Бах! Бах! Бах!» — егеря посылали пули вдогон ополовиненному отряду. И ещё десяток всадников, рассыпавшихся по степи, выпал на землю.

— Прекратить стрельбу! Всем перезарядиться! — скомандовал Егоров, вглядываясь вдаль.

Три десятка всадников, что скакали в их направлении от леса, резко развернулись и сквозь кусты устремились в противоположную сторону.

— Похоже, заслон был, — кивнул на них поручик. — Ничего, и тут достаточно их набили, лишь бы только кто надо живой среди них был!

Егеря уже сновали между лежащими. «Бах! Бах!» — раздалось несколько выстрелов.

— Скотинку дострелили, вашбродь, чтобы не мучилась, — доложился Дубков. — Около семи десятков всадников здеся набили, с дюжину из них лежат ранетые. И вот ещё, восемь лошадок положили, все их хозяева туточки. Правда, это, двое вроде как там бездыханные лежат, — и старый унтер отвёл виновато глаза в сторону.

— Не понял! — протянул Егоров, подходя к месту побоища. — Что значит бездыханные, Макарыч? Сказано ж было не стрелять в начальников!

— Ну да-а, — протянул сержант. — Три раза говорено было всем. Однако кто-то одному в цветастом халате фузейную пулю в лоб зарядил. А другой вот сам себе шею сломал, видать, с лошади неудобно громыхнулся.

— Всех раненых вон на ту полянку, быстро осмотрите поклажу. Там ещё где-то знамя было, я самым первым своим выстрелом байрактора уложил, — распорядился поручик.

Через несколько минут беглого допроса дюжины пленных каждый стрелок в роте знал — командир очень, очень злой, и ему лучше на глаза не попадаться! У каждого появилось дело: кто-то убежал в дозор, кто-то перетаскивал на обочину убитых, а у кого-то шёл подсчёт трофеев.

Лёшка стоял темнее тучи у горстки жмущихся друг к другу турок. Весь его план с пленением командира алая сипахов Мустафы-паши накрылся медным тазом. Вот это был бы язык так язык, а чего взять с этих командиров сотен? Что они могут знать о дислокации войск противника в глубине провинции?! И он в очередной раз взглянул на лежащее тело тысячного османского начальника.

— Стрелок хренов! — чертыхнулся ротный. — Знать бы, кто это был, из караулов бы месяц у меня не вылезал! Спрашиваю ещё раз, — обратился он к пленным на турецком. — Есть кто-нибудь здесь выше сотника? Говори! — и он уставился в испуганные глаза невысокого полного турка.

— Господин! Я вообще не командую сотнями, у меня в подчинении всего-то от силы с десяток своих людей было! — запричитал скороговоркой пленный.

Однако одет он был не хуже каждого из здесь стоящих: шёлковый халат, яркий пояс вместо воинского ремня, хорошо выделанные кожаные сапожки с острыми носами. По всему было видно, что непростой это человек был в османском алае.

— Этого отведите во-он к тому кусту, — кивнул Лёшка конвойным. — Я скоро туда к вам сам подойду.

Закончив быстрый допрос с остальными, Егоров подошёл к отведённому в сторону толстячку. Стоящий перед двумя егерями с направленными на него кинжалообразными штыками, этот турок, наверное, уже несколько раз уже попрощался со своей жизнью. Чего ему ещё ждать от тех, кто разгромил их алай и убил сотни его воинов во главе с пашой? А уж про этих русских, зелёных шайтанов, так и вовсе столько страшных историй рассказывали среди тыловой братии. Наверное, пришло время и ему умирать под этим кустом, и пленный свалился прямо под ноги русскому офицеру.

— Не убивайте меня, господин, я ведь даже не воин! Я всю жизнь зарабатывал себе на жизнь чернилами и пером, пока меня не призвали в войско султана!

— Поднимите его, — приказал конвойным поручик и брезгливо поморщился. — Кто ты, как тебя зовут, и кем ты служил в алае у Мустафы-паши? Будешь отвечать искренне — ничего плохого с тобой не случится! — Егоров как можно строже посмотрел на пленного.

— Да, да, я всё понял, господин, — закивал тот головой. — Меня зовут Огюз. Я служил старшим писарем у паши в его тысяче, но совсем недолго. До этого я был писарем в гарнизоне крепости Шумлы, и буквально несколько недель назад меня определили в этот алай, уходящий к Дунаю, а он сам только что недавно прибыл по морю из Египта.

Егоров вслушивался в речь турка и не мог поверить своим ушам. Перед ним стоял настоящий качественный язык, да нет — перед ним стоял целый язычище! Кто, как не писари в гарнизонах центральных крепостей, знал про все части, проходящие к линии противостояния двух армий? Про все их потребности в фураже и в продовольствии, в оружии и в людях, в конях, да хоть в чём! Они были посвящены во все прочие многочисленные сведенья, касающиеся всего того, что только было нужно в войсках! А уж Шумла — это была самая центральная, ключевая крепость, стерегущая дорогу к Стамбулу в самой глубине северной османской Болгарии. Практически ни один отряд турок, идущий на войну с русскими в Валахию, не мог миновать её стороной! Вот это была удача так удача!

Как видно, Огюз истолковал улыбку русского командира по-своему. Всё-таки его будут убивать, вон как кровожадно усмехается, глядя на него, этот самый главный зелёный шайтан! И он опять грохнулся перед ним на колени, громко подвывая.

— Чтобы даже комар не посмел сесть на этого пленного! — Чтобы ни один волосок с него не слетел! — наставлял своего главного ротного интенданта поручик. — Он один целой дивизии турок стоит, ты меня понял, Ёлкин!? Весь свой тыловой десяток под его охрану выставь. Хоть на руках его несите, но глядите, чтобы он живой и невредимый на ту сторону реки переправился. Тебе всё ясно?!

Потапу всё было ясно. Приказ командиром был изложен более чем доходчиво. Видать, очень ценным этот пленный был, коли их благородия так за него волновались. И он, перехватив свой штуцер поудобнее, зверовато посмотрел на проходящую мимо егерскую пару.

— Даже и не вздумайте вот к энтому близко подходить, робята! Идите-ка вы отсель подобру-поздорову!

— Да мы только глянуть, Потап Савельич, что это за важная птица нам попалась, — шмыгнул носом молоденький солдат. — С виду вроде ничего особого, турка как турка, жирнянький такой.

— Иди, иди отсель, «жирнянький», — передразнил его унтер. — Много ты чего понимаешь, поди, в турке! Молодой ещё, без году неделя вон в особых егерях, а всё туда же! Даже вон хвоста ведь себе ещё на картуз не нашили! Коли их благородия сказали, что это очень важный пленный, значится, так оно и есть!