Чистилище - Геннадий Марченко Страница 13

– Да у тебя, Сморчков, никогда претензий нет, – ухмыльнулся Попов. – А у твоего дружка Пузырёва есть. Завтра к нему в госпиталь как раз следователь отправится, показания взять. Может, он и расскажет, кто ему голову проломил, раз здесь нет желающих признаться. Сказки с падением со шконки можете кому-нибудь другому рассказывать.

Лица многих тут же поскучнели. Понятно, что конкретно на кого-то этот самый Пузырёв, возможно, и не покажет, разве ж углядишь в потёмках, кто из толпы тебе сапогом или ботинком по черепушке заехал. Но общую канву вполне может раскрыть, и тогда многим не поздоровится.

– И вообще странно, что неприятности случаются, Сморчков, только с твоими подельниками. Один якобы со шконки свалился – перелом ключицы, второй – череп проломлен… Ладно, раз просьб и пожеланий нет, тогда идём дальше.

Дверь захлопнулась, и народ как-то разом выдохнул. А тут и вечернюю пайку принесли, так что некоторое время людям было чем заняться.

– Феликс Осипович, – обратился я к комбригу, пытаясь языком выковырять застрявший между зубами кусочек уже опостылевшей селёдки. – Я смотрю, тут с зубными щётками вообще беда.

– Это точно, я вот тоже привык на воле каждые утро и вечер зубы чистить, а здесь такой возможности не имеется. Ни щётки тебе, ни порошка.

– И сделать не из чего, – подключился артиллерист. – Помню, в деревне, когда маленький был, у нас умелец мастерил зубные щётки из деревянной палочки со свиной щетиной. Здесь же ни деревяшек, ни щетины. Да и ножа нет, не пальцем же вырезать.

– Ну, предположим, заточка у товарища комбрига имеется, – напомнил я. – А вот с остальным – да, проблема. Да хоть бы деревяшка была, могли бы зубочисток настрогать. Не табуретки же портить, в самом деле.

– Я знаю, где взять деревяшку. – Это дал о себе знать бывший главный бухгалтер завода «Калибр» Павел Иванович Коган.

– Знаете? Ну-ка, рассказывайте.

Оказалось, что баней заведовал истопник, с которым Коган в силу своего общительного характера уже не то чтобы подружился, но навёл контакты. В итоге уже в следующее посещение помывочной за кусок сахара истопник настрогал с сотню тонких щепочек, которыми вполне можно было выковыривать застрявшие в зубах остатки пищи. Нам оставалось только скрытно пронести эти щепочки в камеру.

А перед этим меня успели снова вызвать на допрос. И случилось это посреди ночи. Явно уставший Шляхман с чёрными кругами под глазами на этот раз обошёлся без физических инсинуаций. Вероятно, тюремный лепила, к которому я вчера снова наведался, проинформировал его о состоянии моего здоровья. Да и на прошлом допросе Шляхман, видимо, понял, что одними побоями заставить меня подписать признание – дело бесперспективное.

Хотя без наручников не обошлось – прошлого раза им хватило, чтобы почувствовать крепость кулаков российского спецназовца. Пусть даже и бывшего, однако поддерживавшего форму регулярными тренировками. Во всяком случае, до того момента, как угодил в это время.

Хотя и в камере по мере сил – особенно до избиения – старался делать кое-какие физические упражнения. Отжимания, пресс, растяжка, бой с тенью… Глядя на меня, к занятиям по физподготовке подключились сначала комбриг с инженером, а затем и ещё несколько человек, в основном из военных. Мне даже вспомнился виденный в детстве фильм «Не бойся, я с тобой!», где главный герой в исполнении Льва Дурова обучал азербайджанских зэков премудростям восточных единоборств. Они потом, кажется, даже бунт учинили, хотя сцены боёв – глядя с высоты прожитых лет – были поставлены на редкость непрофессионально. Мюзикл, что с авторов взять!.. Впрочем, для неизбалованного советского зрителя, видевшего из подобного разве что «Пираты XX века», и это казалось настоящим прорывом.

Так что на этот раз следователь изводил и себя и меня одними расспросами. Причём я видел, что ему самому хочется поскорее всё это закончить, но не может – то ли указание свыше, то ли на принцип пошёл.

– Поймите, Сорокин, вы, конечно, можете не подписывать протокол. Я просто внесу в него запись о вашем отказе и удостоверю её своей подписью. Поверьте, этого достаточно, чтобы дело ушло в суд по статье «Нелегальный переход на территорию СССР с целью шпионажа в пользу иностранного государства». Тем более что у меня имеются показания жителей Ватулино, в частности участкового инспектора милиции Дурнева. Одного этого хватит, чтобы припаять вам как минимум десять лет за шпионаж, а то и высшую меру социальной защиты.

– Как хотите, – устало вздохнул я. – Но своей подписи я под этим не поставлю. Я – человек из будущего…

– Да из какого на хрен будущего!

Шляхман перегнулся через стол, его нижняя губа затряслась, налитые кровью глаза вылезли из орбит, казалось, ещё мгновение – и он зарядит мне по физиономии. Однако сдержался, сел на место.

– В общем, так, гражданин Сорокин или кто вы там на самом деле… Устал я с вами цацкаться. Все подследственные как подследственные, один-два допроса – и подписывают. Обычно даже и бить-то не приходится. А вы решили упереться, думаете, это спасёт вас от наказания? Откуда вы на мою голову только свалились?.. И точно, свалился, парашютист недоделанный. И ведь что странно… Во время обыска – у меня тут пометочка – записано, что на брюках и ботинках американские бирки, а на майке – китайская, парашют и вовсе произведён в Германии. Как планировали связываться со своими хозяевами? Жители Ватулино видели только один парашют, получается, прыгали с рацией? Хотя окрестности мы прочесали – рации не нашли. Или у вас в Москве имеется связной? Как его фамилия?

Я молчал. Мне уже поперёк горла стоял этот Шляхман. Пусть бьют, ломают рёбра – я ничего больше говорить не буду. Надоело!

– Сорокин, я последний раз вас спрашиваю, на чью разведку вы работаете?! Поймите, молчание вас не спасёт, оно только усугубит ситуацию.

– На марсианскую, – выдавил я из себя плоскую шутку.

– На марсианскую? Погодите… Так это же планета такая – Марс!

– Вот оттуда меня и забросили.

– Ёрничаете? Ну-ну… Посмотрим, как вы через недельку будете ёрничать.

В итоге я вернулся в камеру лишь под утро, злой и невыспавшийся.

А через пару дней по мою душу заявились вертухаи, заломили руки и, ничего не объясняя, куда-то повели.

«На расстрел», – мелькнула в голове шальная мысль, от которой я ощутил серьёзный дискомфорт. Даже не подумал, что для начала меня должны были судить, а только после этого ставить к стенке. Ну да в запарке и не такое забудешь.

К счастью, мои худшие опасения не оправдались, всё ограничилось карцером. Узкое, похожее на пенал, сырое и прохладное помещение, хотя снаружи было градусов двадцать тепла. Покрытые плесенью стены, тусклая лампочка в мутном решётчатом плафоне, откидная шконка, прикрученные к полу столик с табуретом да ведро-параша в углу… И маленькое окошечко под потолком, в которое с трудом проникал свет с воли.

– Шконку до отбоя не трогать, – приказал вертухай. – Матрас и подушку получишь перед отбоем, утром сдашь.