Чистилище - Геннадий Марченко Страница 12
Чистилище - Геннадий Марченко читать онлайн бесплатно
Прокурор, будучи не совсем дураком, о том, что имел чужую жену, умолчал. А вот отомстить всё-таки отомстил, и уже через несколько дней нашего рассказчика перевели во внутреннюю тюрьму НКВД и там взялись за него по всем правилам 1937 года.
При помощи различных подручных предметов настойчиво внушали, что он не мошенник или растратчик, а член подпольной троцкистской организации. Видя, что дело плохо и ему отобьют почки или печень, он решил пойти ва-банк. На очередном допросе заявил, что хочет сообщить следствию о своей преступной контрреволюционной деятельности, но при этом хочет умереть советским человеком и помочь органам. После чего явно повеселевший следователь вызвал стенографистку, и та принялась записывать показания:
«Меня обвиняют в том, что я троцкист, но следствие на неверном пути. Я гораздо более тяжкий преступник. Я – член троцкистско-зиновьевского центра и соучастник убийства Сергея Мироновича Кирова. В город Ростов я прибыл по заданию этого центра с целью организовать ряд диверсионных и террористических актов».
А далее он перечислил имена и фамилии тех, кто ему когда-либо насолил. Первым был ревизор, раскрывший его растрату, затем главный бухгалтер и так далее. Уже на следующую ночь было арестовано двадцать человек, и потянулась цепочка очных ставок. Конвейер заработал, практически все сознались в своей контрреволюционной деятельности и оговорили ещё кучу людей. Дело обрело громадный размах. Доложили в Москву, и последовала директива доставить соучастника убийства товарища Кирова на Лубянку.
В Москве допрос начался по отработанной схеме.
«Вы подтверждаете ранее данные показания?»
«Да, но в Ростове я не мог сказать всю правду, так как враги народа пробрались в органы НКВД и я не мог до конца раскрыть подпольную организацию».
И после вопроса: «Кто?» – он принялся перечислять имена следователей, которые его били, и в первую очередь назвал прокурора Ростова.
Через пару недель его перевели в Лефортово, военная коллегия заседала в одной из камер. Процесс проходил однотипно: подсудимого вводили четыре бойца, и председатель Военной коллегии Верховного суда СССР товарищ Ульрих [3] спрашивал имя, год рождения и задавал вопрос: «Что вы имеете сказать в своё оправдание?» Затем подсудимого выводили, а через минуту вводили снова и зачитывали приговор.
И вот вводят Станкевича в эту страшную камеру, задают тот же вопрос, и вдруг он заявляет, что все ранее данные им показания – ложь, а оговорённые им люди невиновны. И он может немедленно и неопровержимо доказать свою невиновность.
«Я – мошенник и вор, политикой не занимаюсь, нахожусь в заключении с 1933 года, срок отбываю в городе Ростове, в Ленинграде никогда не был и в убийстве товарища Кирова участвовать не мог».
Ульрих багровеет и задаёт вопрос: «Так почему же вы дали такие показания?»
«Ростовский прокурор жил с моей женой, а я его поймал и отлупил».
Это было так неожиданно, что Ульрих заинтересовался и потребовал рассказать всю подноготную, то есть с первой измены. Эффект был потрясающим – Ульрих хохотал до слёз.
В итоге дело направили на доследование, и этот рыжий теперь оказался в Бутырке. Мы тоже посмеялись над его рассказом, хоть немного расцветившим нашу камерную серость, но кто-то из бывалых трезво заметил:
– Рано радуешься. Кроме Верховной коллегии и Верховного суда есть Особое совещание НКВД, которое припаяет десять лет как социально опасному элементу, чтобы отпала охота шутить над органами.
– Ты думаешь? – погрустнел Станкевич.
Впрочем, вскоре принесли ужин, и он немного воспрянул духом. А я, выскабливая алюминиевую плошку, размышлял о превратностях судьбы. Может, в тот раз парашют не раскрылся и я разбился, а все эти приключения – в посмертии? Или кто-то, живущий за облаками, с каким-то неведомым мне умыслом отправил меня именно в этот страшный год? Может, это мне испытание свыше? А если я его выдержу и выживу, получу за это какую-нибудь награду? Одни вопросы – и никакого намёка на ответ.
Несколько дней меня не трогали, хотя, признаться, я каждый раз непроизвольно вздрагивал, когда дверь камеры со скрипом отворялась. Странно, но побоище простых обитателей камеры с блатными не понесло каких-либо серьёзных последствий, за исключением разве что угодившего в карцер Куприянова. Вернулся он малость отощавшим и понурым, так что все, у кого были заныканы какие-то запасы еды, тут же скинулись, и вскоре несчастный Куприянов выглядел куда более повеселевшим.
А вот Кржижановский после допроса едва стоял на ногах.
– Били, – глухо констатировал он. – Заставляли признаться во вредительстве и организации контрреволюционной деятельности, требовали выдать сообщников. Я не подписал. Зато получилось подглядеть, кто на меня донос накропал, благо бумага лежала под рукой у следователя. Подписи я не увидел, а почерк узнал. К сожалению, вы оказались правы – это был Егоров, он левша, а написан донос явно левшой, с характерным наклоном букв. Не ожидал от него, не ожидал… Вот так разочаровываешься в людях.
– А вы, если всё же совсем туго придётся, по примеру того же Станкевича укажите его фамилию в числе тех, кто ведёт скрытую антисоветскую деятельность. Глядишь, тоже на нары загремит.
– Я так не могу, это против моей совести.
– Феликс Осипович, уж в вашей ли ситуации выгораживать подонка, который на вас возвёл поклёп? Впрочем, дело ваше, но я не смог бы спать спокойно, зная, что негодяй, засадивший меня в тюрьму, живёт в своё удовольствие. А в вашем случае, скорее всего, он займёт ваше место. Будет радостно потирать потные ручонки и думать, какой же он молодец, как ловко он всё обстряпал.
В этот момент в двери открылся глазок, затем окошко, через которое подавали пищу, и мордатый надзиратель приказал:
– Всем встать возле своих шконок.
Мы без охоты выполнили команду, причём пришлось вставать по двое у каждой шконки, поскольку спать приходилось по очереди. В двери послышался скрежет проворачиваемого ключа, и в камеру вальяжно ступил, как мне тут же шепнул артиллерийский инженер, комендант Бутырской тюрьмы Михаил Викторович Попов, который раз в месяц делает обход, интересуясь положением дел в камерах. Обладатель рыжих усов вразлёт, Попов и сейчас не обманул ожиданий.
– Ну что, граждане уголовники и несознательный элемент, есть жалобы, претензии?
Прошёл вдоль шконок, перевернул один матрас, второй, брезгливо отряхнул ладони.
– Что молчим? Так есть или нет?
– Никак нет, гражданин начальник, – откликнулся Костыль.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments