Если бы Гитлер взял Москву - Вячеслав Шпаковский Страница 10

На следующий день 8-я танковая дивизия заняла город Валдай, оказавшийся точно таким же, как и множество других русских городов, куда уже входили танки этой дивизии. Была обязательная статуя Ленина, небольшая группа относительно приличных каменных зданий, в которых помещались советские учреждения, и бесконечные улицы, застроенные разномастными деревянными домами, опять же с деревянными мостками-тротуарами перед ними.

Части 6-й танковой дивизии в это время двигались на восток, чтобы взять и удержать железнодорожный центр Бологое, в то время как 8-я должна была теперь направиться к Вышнему Волочку.

В Кремле эта угроза со стороны корпуса Манштейна была недооценена. Ни Сталин, ни Жуков, ни Василевский так и не смогли прийти к единому мнению о наиболее вероятном направлении удара германских войск. Каждый отстаивал свое направление, однако точного обоснования привести никто не мог. Приходилось ждать, так как ничего другого просто не оставалось, пока на рассвете 25 августа группа армий «Центр» не перешла в наступление. В районе города Белый танки Гота прорвали линию обороны советских войск и силами 39-го танкового корпуса двинулись в направлении на Можайск, одновременно обходя с тыла Вязьму.

Одновременно танки Гудериана прорвались через советские позиции в районе дороги Рославль—Юхнов и глубоко вклинились в их тыл. Получилось так, что 4-й армии не пришлось даже делать особых усилий, чтобы захлопнуть кольцо окружения. Уже 28 августа танки 3-й танковой дивизии генерала Моделя встретились с авангардом 7-й танковой дивизии в Лосимо, и капкан окружения захлопнулся. В кольце оказались главные части трех советских армий.

27 августа пал Ржев, что создало предпосылки для еще более крупного котла в районе Осташкова. 31 августа немецкие танки, наступавшие с севера и с юга, встретились в пяти километрах южнее Торжка, в результате чего две трети советских войск, находящихся на московском направлении, оказались в окружении в районах Осташкова и Вязьмы. Затем немцы взяли Юхнов и Калинин. Стало очевидно, что противник стремится не только прорваться к Москве, наступая с севера и юга, но и пытается окружить ее значительно восточнее.

6 сентября в Штабе ОКВ [2]была подписана директива о непосредственном наступлении на Москву, на что командование Красной Армии ответило объявлением в столице чрезвычайного положения. Была создана Особая московская зона обороны во главе с генералом армии Г.К Жуковым, поскольку, как оказалось, и Западный, и Резервный фронты к тому времени уже были фактически разгромлены. Тот срочно вернулся из Ленинграда, где заменял оказавшегося неспособным выправить положение маршала К.Е. Ворошилова, однако в данном случае назначение это явно запоздало.

За два дня до этих событий Сталин принял в Кремле британского посла Стаффорда Криппса и, по словам, показался ему весьма неуравновешенным и нервным. Он то обвинял англичан и американцев в пассивности, то тут же подчеркивал важность поставок алюминия, позволяющих выпускать самолеты для Красной Армии, то говорил о неисчерпаемых людских резервах Советской России. Наконец он сообщил Криппсу, что падение Москвы отнюдь не означает конца войны, поскольку здесь, на равнинах, никакая другая линия обороны, за исключением Волги, не может быть надежно защищена, после чего заговорил о готовящемся контрнаступлении против немцев на юге. В нем не было той холодной невозмутимости и обстоятельности, заметил Криппс, которая до сих пор отличала Сталина, и лично ему это очень не понравилось.

В течение второй недели сентября враг приблизился к Москве фактически вплотную. Корпус Манштейна вел активное наступление на Клин. 39-й корпус Шмидта ворвался в Можайск. Танки Гудериана взяли Сухиничи и продвигались к Калуге. Получалось, что Москве отовсюду грозили германские войска, а сил для того, чтобы их отразить, у Ставки Верховного Главнокомандования явно не хватало.

Наконец 10 сентября было объявлено, что правительство, дипломатический корпус, все культурные и научные учреждения, а также промышленные предприятия эвакуируются из столицы в город Горький. Никто не знал, где находится Сталин, однако распространились слухи о том, что тела Ленина в Мавзолее уже нет и что его уже вывезли из Москвы в неизвестном направлении.

Город тут же опустел на глазах. На поездах и автомобилях уезжали семьи генералитета, совпартработников всех уровней, артисты, ученые, писатели и поэты. Заводы демонтировали и состав за составом отправляли на восток. Над высокими кремлевскими стенами все время поднимался к небу не слишком густой, но все-таки хорошо заметный дым: там, прямо во дворе, сжигали огромное количество документов. Германские бомбы сыпались на древний город в буквальном смысле и ночью и днем. Все налеты, несмотря на старания ПВО, отражать не удавалось. Одновременно с бомбами на город сбрасывались сотни тысяч листовок, обращенных как собственно к москвичам, так и к защищающим город красноармейцам, примерно следующего содержания:

«Сталин убежал, оставив обманутый им народ на произвол судьбы! Комиссар гонит тебя на борьбу, но бросит тебя в опасности! Застрели его, потому что он преграждает тебе дорогу к новой жизни».

Конечно, действовало это далеко не на всех. Однако вполне реальная перспектива сдачи Москвы и прихода немцев заставила очень многих задуматься. Дошло до того, что на стенах домов появились рукописные листовки, осуждавшие коммунистов и евреев. Портрет Сталина исчез со стен очень многих квартир, тогда как другие, напротив, тут же стали записываться в народное ополчение. Одни жгли свои партийные билеты, другие, напротив, подавали заявления о своем решении вступить в ряды ВКП(б).

В отдельных случаях толпы горожан совершали нападения на продовольственные магазины, останавливали и грабили грузовики с продовольствием, однако, ввиду чрезвычайного положения, улицы патрулировались отрядами НКВД, расстреливавшими всех граждан, так или иначе замеченных либо заподозренных в антиобщественном поведении. Те, кто сумел запастись продовольствием, запирались в своих домах и квартирах и старались по возможности на улицу не выходить, хотя это и было опасно из-за непрекращающихся бомбежек.

Молодежь, женщины, а также все те, кто был слишком стар либо немощен для того, чтобы идти в ополчение, должны были идти копать противотанковые рвы. На улицах устанавливались железобетонные надолбы и баррикады из тавровых балок и рельсов.

14 сентября немцы преодолели Можайскую линию обороны, а затем начали одновременно обходить Москву с севера и с юга. Даже начавшиеся осенние дожди, повсеместно превратившие грунтовые дороги в непроходимую грязь, и те не могли ослабить решимости немецких войск во что бы то ни стало взять большевистскую столицу. Возможно, будь немцы дальше от города, погода и сыграла бы на руку Красной Армии, однако теперь остановить немецкие танки, рвущиеся к Москве, не мог даже этот бесконечный ливень.

В южном направлении силы Гудериана достигли реки Оки, после чего ударили на восток между Подольском и Пролетарском. 15–17 сентября советские войска Брянского фронта под командованием генерал-лейтенанта Еременко попытались нанести фланговый удар в районе города Кирова. В бой были брошены танки Т-34 и большие массы конницы. Танки действовали достаточно эффективно, но кавалерийские части оказались крайне уязвимы от атак пикирующих бомбардировщиков, включавших во время пикирования сирены.