Голодный ген - Эллен Руппел Шелл Страница 6

Гринберг пригласил меня на собрание группы, призванной обеспечить психологическую поддержку хирургическому лечению патологической тучности. В один прекрасный четверг, освободившись от других дел, я его предложение приняла. Группа собралась в полуподвальном помещении больницы. Наступил час обеда, но ни о какой еде не было и речи. В сумрачном сводчатом зале, чья меблировка ограничивалась большими складными стульями, разносилось гулкое эхо. Специальный пандус позволял тем, кто слишком толст, чтобы ходить самостоятельно, заезжать в комнату на креслах-каталках. В этот раз таких было четверо, всего же на собрании присутствовало дюжины три участников. В большинстве своем они, люди 30–40 лет, выглядели значительно старше: лица одутловатые и поблекшие, движения вялые, тела массивные и неуклюжие. Звучали жалобы на болезни сердца, диабет, артриты и трудности с подбором удобной обуви.

В группе оказалось примерно поровну прооперированных и только ожидающих хирургического вмешательства. При этом большинство тех, кто уже побывал на операционном столе, не производили впечатления сколько-нибудь похудевших. Зато они жаловались на тошноту и рвоту, затруднения при глотании, грыжу, камни в желчном пузыре и выглядели такими же усталыми, малоподвижными и преждевременно постаревшими, как и их непрооперированные товарищи по несчастью. Однако никто, похоже, не собирался отказываться от надежды, пусть и смутной, которую обещает хирургия.

Жизнь тучного человека мучительна, это не секрет. Он изгой, его судьба — отверженность, а будущее — тихое отчаяние. Безмерно полный почти всегда оказывается без вины виноватым. Социологические опросы показывают, что дети согласны дружить скорее с безногими или слепыми, чем с толстыми. Видимо, такая же картина наблюдается и во взрослом мире, если многие тучные люди, хотя бы и на словах, готовы предпочесть любое увечье своей привычной телесной конституции. Это подтверждало и общее настроение в группе — то, о чем говорил мне Джордж Блэкберн: все, что угодно, лишь бы не ожирение.

Только по двум из участников собрания можно было судить о возможном эффекте операции. Первый, программист-компьютерщик, скинул 45 кг 360 г: правда, осталось еще 68 кг лишних и выглядел он таким изможденным, будто отчаянно и безрезультатно боролся с затяжным гриппом. Вторая, медиа-менеджер, высокая женщина тридцати с небольшим лет, наоборот, смотрелась потрясающе. Она гордо сообщила, что находится на 14-й неделе беременности: «Раньше я весила на 62 кг больше. Тогда, чтобы забеременеть в первый раз, мне потребовалось около двух лет. Теперь оказалось достаточно одной попытки». Комната сотрясается от аплодисментов. Когда овация стихла, кто-то поднял руку и осторожно спросил, не было ли у будущей матери послеоперационных осложнений. «Конечно, были, — решительно отвечает она. — Да еще какие! Долгие недели я думала, что совершила ошибку. Чувствовала себя ужасно, еле ковыляла. Казалось, вот-вот отправлюсь на тот свет».

* * *

Нэнси Райт постоянно участвовала в собраниях группы и, ложась на операционный стол, не питала особенных иллюзий. Смерть во время хирургического вмешательства вполне возможна. Если этого не произойдет, весьма вероятны истощающая анемия, образование болезненных камней в желчном пузыре, грыжа послеоперационного рубца, различного рода инфекции. Все это, конечно, обеспокоило Нэнси, но не изменило ее решения. Она знает об опасностях, но знает и доктора Муна — и безоговорочно доверяет ему.

А Эдвард Мун верит в свои силы и возможности. За последний год он провел 110 операций по наложению обходного анастомоза, и большинство реформированных желудков работают как часы. Труднее всего пришлось с пациенткой, у которой разрушилась скоба в постоперационном шве: лишь после 35 дней интенсивной терапии больную удалось поднять на ноги. Но не стоит забывать о подавленном иммунитете и трансплантированной почке: осложнения можно было предвидеть заранее. А у Нэнси сильный организм. Она подходит для операции как нельзя лучше.

Мун говорит мне это, манипулируя над выведенным в операционное поле левым краем желудка миссис Райт. Главное — не повредить ненароком селезенку, а то она начнет неконтролируемо кровоточить. Не менее опасно было бы затронуть и поджелудочную железу, которая вырабатывает ферменты, способные, по выражению Муна, «сожрать все».

Влажно поблескивают стенки большого упругого желудка. Можно себе представить, как требователен и вместителен этот орган. Доктор Мун определяет его размер и продолжает работу.

Эндоскопическим степлером (аппаратом для наложения скобок) GIA II он разделяет желудок Нэнси на две неравные части, ограничивая скобами верхний мешочек, объемом около 20 мл, то есть около двух столовых ложек. Вместилище, которое могло без затруднений поглотить хоть килограмм мороженого «Хаген-Дасц», станет теперь до отказа наполняться небольшой порцией йогурта. Нижний отсек, по-прежнему вырабатывая желудочный сок, не будет больше изводить Нэнси бесконечными требованиями еды. Эдвард, ловко орудуя теперь уже циркулярным степлером ЕЕА, создает обходной путь для пищи: вслед за двенадцатиперстной Мун ощупывает тощую кишку и делает через эту сосискообразную структуру разрез; при помощи степлера он пришивает тощую кишку к маленькому желудочному мешочку. Одновременно хирург возносит хвалы своему инструменту, который при нажатии на спусковой механизм выстреливает 64 скобами из нержавеющей стали и выполняет за секунду работу, которая еще недавно кропотливо делалась иглой долгие минуты. Как звезда родео ловит арканом строптивого бычка, Мун захватывает скользкий конец двенадцатиперстной кишки, переворачивает его и прикрепляет степлером ЕЕА к нижней части тощей, создавая конфигурацию, подобную букве Y. Измененный таким образом кишечник будет сигнализировать мозгу о поступлении жирной или сладкой еды, а тот, в свою очередь, спровоцирует интенсивную «демпинг-реакцию»: колики, боль и понос. Организм отвергнет вредное угощение, как отраву.

Механика этого процесса еще не до конца ясна даже медикам, но факт остается фактом. Пройдет совсем небольшой срок, и желудок миссис Райт и вспоминать не захочет о столь желанном когда-то посещении сникерс-бара. Доктор Мун приручил его.

Подняв глаза, Эдвард смотрит на часы. Прошел ровно час с момента первого надреза. Облегченно вздохнув, Мун немного отступает от операционного стола и любуется собственной работой. Все сделано безупречно, а времени потребовалось меньше, чем иному на проверку своих счетов.

Через три часа Нэнси пробуждается от наркоза. Она бледна от усталости и боли. «Большой парень» слегка поскрипывает под ней.

— Воскресной прогулкой это не назовешь, — слабо улыбается миссис Райт.

— Но вы не раскаиваетесь задним числом в принятом решении? — спрашиваю я. — И не хочется ли вам есть?

— Нет, — решительно отвечает Нэнси на первый вопрос. — Нет, — не менее решительно — на второй.

На следующее утро, в девять часов, Эдвард Мун выполняет седьмую за эту неделю операцию по наложению обходного желудочного анастомоза. Вечером он летит в Корею на традиционную встречу с однокашниками. Его решимость пересечь половину земного шара, чтобы увидеть школьных приятелей, нисколько не удивляет: Мун всегда верен себе, своим пристрастиям и выбору. Недаром Нэнси готова во всем безраздельно на него полагаться.