Все люди - враги - Ричард Олдингтон Страница 90

Больше я никому не был нужен; и самому себе я не был нужен… Так вот оно и вышло…

Тогда от меня ускользнули неминуемые последствия такого шага, и еще долгое время спустя я не ощущал их. Я признаю, что должен был бы их предвидеть, но я тогда был не в состоянии ясно мыслить или чувствовать — к тому же после двадцати лет нам всем свойственно заблуждаться. Мне следовало бы понимать, что пытаться жить одной жизнью с человеком, чуждым мне по своей природе, это заблуждение. Но я в то время был подобен шарику ртути, разбившемуся на мельчайшие частицы, — не мог сказать, какую форму они примут, когда снова соединятся. Величайшей моей ошибкой была мысль, что они с таким же успехом примут форму, которую им захочет придать Маргарит, как и любую другую. В течение нескольких лет я заставлял себя жить ее жизнью, и мне казалось, что это удается. Я искренне считал себя пригодным для такой жизни и довольствовался ею. Свое беспокойство, горечь, чувство полной бесполезности и инстинктивную враждебность ко мне друзей Маргарит, — все это я объяснял своим дурным характером, на который так повлияла война.

И вот комочки ртути постепенно соединились и, соединившись, приняли почти прежнюю форму, с той только разницей, что теперь это уже зрелая форма, а не юношеская. Короче говоря, вот уже почти год, как я пришел к убеждению, что я всем своим существом ненавижу это «делание денег» и бессмысленное фанфаронское швыряние их на ветер. Это не только не «жизнь», как считают Маргарит и ее друзья, а, с моей точки зрения, это медленная смерть.

Я иногда удивляюсь, почему люди, так мало интересующиеся тем миром, в котором они живут, доставляют себе беспокойство и продолжают жить в нем, — наверно, они опасаются, что в «лоне Авраама» не будет ни бриджа, ни коктейлей. Их представление о жизни, если судить по их пустой болтовне, не оправдывает труда подниматься утром с постели. Но я иду дальше — я ненавижу и проклинаю всю систему бизнеса, представляющую собой чистейший вздор (опасный, губительный вздор), который заменяет жизненные реальности бумажным денежным хламом. И я, как Лот, вышел из Содома; если моя жена обернется и превратится в соляной столб, я ничем не смогу ей помочь [120]. Вполне возможно, что «бизнес» будет процветать, и я готов к тому, что он уничтожит меня. Но в конце концов он неизбежно уничтожит сам себя, потому что расплодит несметное множество деляг, охваченных бессмысленной жаждой наживы, и не в состоянии будет помешать им обезуметь от скуки или разнести вдребезги всю эту музыку. Дети и скука — вот Немесида [121] бизнеса…