Униженные и оскорбленные - Федор Достоевский Страница 59

– На улице, случайно. Он остановился со мной на минуту,опять просил быть знакомым. Спрашивал об вас: не знаю ли я, где теперь вы? Емуочень надо было вас видеть, что-то сказать вам.

– Ах, Алеша, съезди, покажись ему, – подхватила Наташа,понявшая, к чему я клоню.

– Но... где ж я его теперь встречу? Он дома?

– Нет, помнится, он сказал, что он у графини будет.

– Ну, так как же... – наивно произнес Алеша, печально смотряна Наташу.

– Ах, Алеша, так что же! – сказала она. – Неужели ж тывправду хочешь оставить это знакомство, чтоб меня успокоить. Ведь этопо-детски. Во-первых, это невозможно, а во-вторых, ты просто будешьнеблагороден перед Катей. Вы друзья; разве можно так грубо разрывать связи.Наконец, ты меня просто обижаешь, коли думаешь, что я так тебя ревную. Поезжай,немедленно поезжай, я прошу тебя! Да и отец твой успокоится.

– Наташа, ты ангел, а я твоего пальчика не стою! – вскричалАлеша с восторгом и с раскаянием. – Ты так добра, а я... я... ну узнай же! Ясейчас же просил, там, в кухне, Ивана Петровича, чтоб он помог мне уехать оттебя. Он это и выдумал. Но не суди меня, ангел Наташа! Я не совсем виноват,потому что люблю тебя в тысячу раз больше всего на свете и потому выдумал новуюмысль: открыться во всем Кате и немедленно рассказать ей все наше теперешнееположение и все, что вчера было. Она что-нибудь выдумает для нашего спасения,она нам всею душою предана...

– Ну и ступай, – отвечала Наташа, улыбаясь, – и вот что,друг мой, я сама хотела бы очень познакомиться с Катей. Как бы это устроить?

Восторгу Алеши не было пределов. Он тотчас же пустился впредположения, как познакомиться. По его выходило очень легко: Катя выдумает.Он развивал свою идею с жаром, горячо. Сегодня же обещался и ответ принести,через два же часа, и вечер просидеть у Наташи.

– Вправду приедешь? – спросила Наташа, отпуская его.

– Неужели ты сомневаешься? Прощай, Наташа, прощай,возлюбленная ты моя, – вечная моя возлюбленная! Прощай, Ваня! Ах, боже мой, явас нечаянно назвал Ваней; послушайте, Иван Петрович, я вас люблю – зачем мы нена ты. Будем на ты.

– Будем на ты.

– Слава богу! Ведь мне это сто раз в голову приходило. Да явсе как-то не смел вам сказать. Вот и теперь вы говорю. А ведь это очень трудноты говорить. Это, кажется, где-то у Толстого хорошо выведено: двое дали другдругу слово говорить ты, да и никак не могут и все избегают такие фразы, вкоторых местоимения. Ах, Наташа! Перечтем когда-нибудь «Детство и отрочество»;ведь как хорошо!

– Да уж ступай, ступай, – прогоняла Наташа, смеясь, –заболтался от радости...

– Прощай! Через два часа у тебя!

Он поцеловал у ней руку и поспешно вышел.

– Видишь, видишь, Ваня! – проговорила она и залиласьслезами.

Я просидел с ней часа два, утешал ее и успел убедить вовсем. Разумеется, она была во всем права, во всех своих опасениях. У менясердце ныло в тоске, когда я думал о теперешнем ее положении; боялся я за нее.Но что ж было делать?

Странен был для меня и Алеша: он любил ее не меньше, чемпрежде, даже, может быть, и сильнее, мучительнее, от раскаяния и благодарности.Но в то же время новая любовь крепко вселялась в его сердце. Чем это кончится –невозможно было предвидеть. Мне самому ужасно любопытно было посмотреть наКатю. Я снова обещал Наташе познакомиться с нею.

Под конец она даже как будто развеселилась. Между прочим, ярассказал ей все о Нелли, о Маслобоеве, о Бубновой, о сегодняшней встрече моейу Маслобоева с князем и о назначенном свидании в семь часов. Все это ужасно еезаинтересовало. О стариках я говорил с ней немного, а о посещении Ихменеваумолчал, до времени; предполагаемая дуэль Николая Сергеича с князем моглаиспугать ее. Ей тоже показались очень странными сношения князя с Маслобоевым ичрезвычайное его желание познакомиться со мною, хотя все это и довольнообъяснялось теперешним положением...

Часа в три я воротился домой. Нелли встретила меня с своимсветлым личиком...