Воды Дивных Островов - Уильям Моррис Страница 57

Когда пробудилась девушка, ночь давно миновала и стоял белый день; и мгновение лежала Заряночка, недоумевая, что за бремя давит ей на душу; но тут воспоминания нахлынули на неё с ужасающей отчётливостью, и пожалела она, что не в силах снова обо всём позабыть. Тут показалось девушке, будто в комнате кто-то есть, и огляделась бедняжка, и ло! – увидела прекрасную и нежную даму, с ног до головы облачённую в зелёное: то Виридис пришла навестить подругу. Заметив, что Заряночка пошевелилась, гостья подошла к ней, и поцеловала девушку нежно и ласково, и зарыдала над нею, так что и Заряночка не сдержала слёз. Но вот, уняв рыдания, девушка обратилась к Виридис и вопросила: «Скажи мне, плачешь ли ты по утраченному другу, коего другом отныне не назовёшь, или по другу вновь обретённому?» Отвечала Виридис: «Воистину пролила я о Бодуэне немало слёз, воздавая ему должное, ибы был он отважен, и верен, и добр». Отвечала Заряночка: «Всё так; но не то имела я в виду, задавая вопрос свой; скажи вот что: рыдаешь ли ты потому, что сердце твоё должно от меня отречься, или потому, что снова мы встретились?» Отозвалась Виридис: «Кто бы ни погиб и кто бы ни выжил (ежели только речь идёт не о ненаглядном моем Хью), я бы ликовала безудержно, снова увидев тебя, друг мой». И опять расцеловала она девушку, и видно было, что ничуть не сердится Виридис и в самом деле счастлива. А Заряночка, успокоившись душою, снова разрыдалась, теперь уже от радости.

Со временем вопросила девушка: «А как судят меня остальные? Ибо ты только одна из многих, хотя и дорога мне превыше всех прочих, кроме… Намерены ли они покарать меня за проступок и безрассудство, погубившие достойнейшего в мире рыцаря? Любому наказанию порадуюсь я, если только братство не лишит меня своей дружбы».

Рассмеялась Виридис. «И вправду велики твои преступления! – молвила она. – Ибо благодаря тебе и твоей отваге все мы снова обрели друг друга, и Поход завершился, и Обет исполнился». – «Нет, скажи, что про меня говорят всяк и каждый из них», – взмолилась Заряночка.

Закрасневшись, молвила Виридис: «Хью, мой избранник, говорит о тебе только доброе; хотя никто из мужей не сокрушается так о гибели своего собрата. Аврея не ставит тебе в вину смерть возлюбленного; и вот что говорит она: «Когда иссякнут во мне фонтаны слёз, я поднимусь к ней и утешу её, а она – меня». Атра говорит… впрочем, говорит она мало, однако же говорит она вот что: «Так суждено. Верно, и я бы поступила не лучше, но куда хуже»».

Тут огнём вспыхнули щёки Заряночки, а затем побледнели, как полотно, и молвила девушка дрожащим голосом: «А Чёрный Оруженосец, Артур, что говорит он?» Отвечала Виридис: «Ничего он о тебе не говорит, кроме того только, что желает услышать в подробностях о том, что приключилось с тобою в Чёрной Долине». – «Нежная подруга, – воскликнула Заряночка, – заклинаю тебя твоей добротой и сострадательным сердцем, спустись к нему тотчас же и приведи его сюда, и тогда расскажу я ему всё, как было; и при тебе».

Отозвалась Виридис: «Видишь ли, когда мужчина любит женщину, он желает владеть ею безраздельно, и жесток и зол делается, усомнившись в любимой. И скажу я тебе, что этот человек ревнует, опасаясь, не была ли ты чрезмерно добра к погибшему рыцарю, голову коего тиран привесил тебе на шею. Более того, опасаюсь я, что ничем тут уже не поможешь, и суждено тебе разрушить счастье одной из нас, а именно, Атры; однако пусть произойдёт это скорее позже, нежели раньше. И коли сэр Артур поднимется сюда, к тебе, и выслушает твою историю в присутствии меня одной, сдаётся мне, что бедняжке Атре это причинит боль, и немалую. Не лучше ли всем нам собраться вскорости в верхних покоях; там ты и рассказала бы свою повесть всем нам; а после и мы завели бы речь о нашем освобождении и возвращении. И ежели поступим мы так, то не создастся впечатления, будто братство наше распалось».

Молвила Заряночка: «Тяжко мне рассказывать свою повесть перед Атрой и перед ним. Нельзя ли сделать так, чтобы ты выслушала её здесь и сейчас, а впоследствии передала бы прочим?» – «Нет, нет, – отвечала Виридис, – менестрель из меня никудышный, так что от твоего лица говорить мне негоже. Да и вовеки не удастся мне пересказать историю так, чтобы прочие поверили каждому слову, как если бы видели всё своими глазами. Кроме того, когда обо всём будет поведано, тогда станем мы все ещё ближе друг к другу и теснее связаны. Умоляю и заклинаю тебя, милая подруга, сделай это для меня, согласись держать речь перед всем нашим братством. И ежели тяжко для тебя это, считай это карой, каковая причитается тебе от меня за то, что попала в такую беду».

Улыбнулась Заряночка печально и ответствовала: «Да будет так; и да измыслят мне прочие наказание столь же лёгкое, как измыслила ты, о сестрица. Однако же куда охотнее предпочла бы я, чтобы тело моё и кожа моя заплатили бы виру. Ну что ж, поскольку должна я поступить по твоему слову, так чем скорее, тем лучше».

«Не пройдёт и получаса, – отвечала Виридис, – как приведу я всё наше братство – тех, кто остался, – в верхние покои, дабы все тебя выслушали. Засим приходи к нам туда, как только оденешься. И послушай-ка! – довольно с тебя смирения и кротости; не унижайся ты перед нами, устрашась нашего горя. Ибо в то время как говоришь ты, будто мы тебя накажем, будет среди нас один, кого сама ты в силах казнить и мучить, сколько душе угодно; воистину, подруга, горько мне, что это так; но раз уж дела не поправишь, одно остаётся мне: пожелать тебе счастья, да и ему тоже».