Портрет Дориана Грея - Оскар Уайльд Страница 45

А вот в красном камзоле с золотым шитьем, в украшеннойбриллиантами короткой мантии, в брыжах с золотым кантом и таких же манжетахстоит сэр Энтони Шерард, а у ног его сложены доспехи, серебряные с чернью.Какое наследие оставил он своему потомку? Может быть, от этого любовникаДжованны Неаполитанской перешли к нему, Дориану, какие-то постыдные пороки? Ине являются ли его поступки только осуществленными желаниями этого давноумершего человека, при жизни не дерзнувшего их осуществить?

Дальше с уже выцветающего полотна улыбалась Дориану ледиЕлизавета Девере в кружевном чепце и расшитом жемчугом корсаже с разрезнымирозовыми рукавами. В правой руке цветок, а в левой — эмалевое ожерелье из белыхи красных роз. На столике около нее лежат мандолина и яблоко, на ее остроносыхбашмачках — пышные зеленые розетки. Дориану была известна жизнь этой женщины истранные истории, которые рассказывались о ее любовниках. Не унаследовал ли они какие-то свойства ее темперамента? Ее удлиненные глаза с тяжелыми веками,казалось, глядели на него с любопытством.

Ну а что досталось ему от Джорджа Уиллоуби, мужчины внапудренном парике и с забавными мушками на лице? Какое недоброе лицо, смуглое,мрачное, с ртом сладострастно-жестоким, в складке которого чувствуетсянадменное презрение. Желтые костлявые руки сплошь унизаны перстнями иполуприкрыты тонкими кружевами манжет. Этот щеголь восемнадцатого века вмолодости был другом лорда Феррарса.

А второй лорд Бикингем, товарищ принца-регента в дни егосамых отчаянных сумасбродств и один из свидетелей его тайного брака с миссисФицгерберт? Какой гордый вид у этого красавца с каштановыми кудрями, сколькодерзкого высокомерия в его позе! Какие страсти оставил он в наследство потомку?Современники считали его человеком без чести. Он первенствовал на знаменитыхоргиях в Карлтонхаузе. На груди его сверкает орден Подвязки…

Рядом висит портрет его жены, узкогубой и бледной женщины вчерном. «И ее кровь тоже течет в моих жилах, — думал Дориан. — Как все этолюбопытно!»

А вот мать. Женщина с лицом леди Гамильтон и влажными, словноомоченными в вине губами… Дориан хорошо знал, что он унаследовал от нее: своюкрасоту и страстную влюбленность в красоту других. Она улыбается ему спортрета, на котором художник изобразил ее вакханкой. В волосах ее виноградныелистья. Из чаши, которую она держит в руках, льется пурпурная влага. Краскилица на портрете потускнели, но глаза сохранили удивительную глубину и яркость.Дориану казалось, что они следуют за ним, куда бы он ни шел.

А ведь у человека есть предки не только в роду: они у него естьи в литературе. И многие из этих литературных предков, пожалуй, ближе ему потипу и темпераменту, а влияние их, конечно, ощущается им сильнее. В иные минутыДориану Грею казалось, что вся история человечества — лишь летопись егособственной жизни, не той действительной, созданной обстоятельствами, а той,которой он жил в своем воображении, покорный требованиям мозга и влечениямстрастей. Ему были близки и понятны все те странные и страшные образы, чтопрошли на арене мира и сделали грех столь соблазнительным, зло — стольутонченным. Казалось, жизнь их каким-то таинственным образом связана с егожизнью.

Герой увлекательной книги, которая оказала на Дориана стольбольшое влияние, тоже был одержим такой фантазией. В седьмой главе онрассказывает, как он в обличье Тиберия, увенчанный лаврами, предохраняющими отмолнии, сиживал в саду на Капри и читал бесстыдные книги Элефантиды, а вокругнего важно прохаживались павлины и карлики, и флейтист дразнил кадильщикафимиама. Он был и Калигулой, бражничал в конюшнях с наездниками в зеленыхтуниках и ужинал из яслей слоновой кости вместе со своей лошадью, украшеннойбриллиантовой повязкой на лбу. Он был Домицианом и, бродя по коридору,облицованному плитами полированного мрамора, угасшим взором искал в них отражениякинжала, которому суждено пресечь его дни, и томился тоской, taedium vitae,страшным недугом тех, кому жизнь ни в чем не отказывала. Сидя в цирке, онсквозь прозрачный изумруд любовался кровавой резней на арене, а потом наносилках, украшенных жемчугом и пурпуром, влекомых мулами с серебрянымиподковами, возвращался в свой Золотой дворец Гранатовой аллеей, провожаемыйкриками толпы, проклинавшей его, цезаря Нерона. Он был и Гелиогабалом, который,раскрасив себе лицо, сидел за прялкой вместе с женщинами и приказал доставитьбогиню Луны из Карфагена, чтобы сочетать ее мистическим браком с Солнцем.

Вновь и вновь перечитывал Дориан эту фантастическую главу идве следующих, в которых, как на каких-то удивительных гобеленах или эмаляхискусной работы, запечатлены были прекрасные и жуткие лики тех, когоПресыщенность, Порок и Кровожадность превратили в чудовищ или безумцев.Филиппе, герцог Миланский, который убил свою жену и намазал ей губы алым ядом,чтобы ее любовник вкусил смерть с мертвых уст той, кого он ласкал. ВенецианскийПьетро Барби, известный под именем Павла Второго и в своем тщеславиидобившийся, чтобы его величали «Формозус», то есть «Прекрасный»; его тиара,стоившая двести тысяч флоринов, была приобретена ценой страшного преступления.Джан Мария Висконти, травивший людей собаками; когда он был убит, труп егоусыпала розами любившая его гетера. Цезарь Борджиа на белом коне — с ним рядомскакало братоубийство, и на плаще его была кровь Перотто. Молодой кардинал,архиепископ Флоренции, сын и фаворит папы Сикста Четвертого, Пьетро Риарио, чьякрасота равнялась только его развращенности; он принимал Леонору Арагонскую вшатре из белого и алого шелка, украшенном нимфами и кентаврами, и велелпозолотить мальчика, который должен был на пиру изображать Ганимеда или Гиласа.Эзелин, чью меланхолию рассеивало только зрелище смерти, — он был одержимстрастью к крови, как другие одержимы страстью к красному вину; по преданию, онбыл сыном дьявола и обманул своего отца, играя с ним в кости на собственнуюдушу. Джанбаттиста Чибо, в насмешку именовавший себя Невинным, тот Чибо, в чьяистощенные жилы еврей-лекарь влил кровь трех юношей. Сиджизмондо Малатеста,любовник Изотты и сюзеренный властитель Римини, который задушил салфеткойПоликсену, а Джиневре д`Эсте поднес яд в изумрудном кубке; он для культапостыдной страсти воздвиг языческий храм, где совершались христианскиебогослужения. Изображение этого врага бога и людей сожгли в Риме. Карл Шестой,который так страстно любил жену брата, что один прокаженный предсказал емубезумие от любви; когда ум его помутился, его успокаивали только сарацинскиекарты с изображениями Любви, Смерти и Безумия. И, наконец, Грифонетто Бальони внарядном камзоле и усаженной алмазами шляпе на акантоподобных кудрях, убийцаАсторре и его невесты, а также Симонетто и его пажа, столь прекрасный, что,когда он умирал на желтой пьяцце Перуджии, даже ненавидевшие его не моглиудержаться от слез, а проклявшая его Аталанта благословила его.