Воды Дивных Островов - Уильям Моррис Страница 44

Проходили неделя за неделей, и на дворе уже стояли первые дни августа; сердечная тоска и скука всё сильнее овладевали Заряночкой, и стала она бледнеть и чахнуть. Однако же когда заговаривала девушка о задержке Паладинов с кастеляном либо со священником (каковой был не в пример мудрее сэра Эймериса), и тот и другой отвечали одно и то же, а именно: неудивительно, что до сих пор не возвратились рыцари, принимая во внимание, на какое приключение они отправились; и ни кастелян, ни сэр Леонард, судя по всему, надежды ещё не теряли.

Трижды за это время выезжала Заряночка за ворота с сэром Эймерисом и его отрядом; и в последний раз из этих трёх опять побывали они на бугре, что выходил на Чёрную Долину; но теперь не особо радовалась Заряночка, разглядывая ущелье издали, ибо снедало её желание оказаться там, среди камней; однако же ничем не выказала она, что досаден ей запрет спуститься в лощину; и в должное время всадники поворотили коней и благополучно возвратились в замок.

На следующий день сидела Заряночка со священником сэром Леонардом за уроком письма, и по воле девушки урок затянулся, и не раз и не два капеллан касался её руки, так что блаженство недостижимого желания проникло до самых глубин его сердца.

Наконец Заряночка подняла взгляд и молвила: «Друг мой, спрошу я тебя вот о чём: усматриваешь ли ты опасность в том, чтобы побывать мне в Чёрной Долине Серых Овнов при свете дня, ежели бы покинула я ущелье до темноты?» – «Одна?» – переспросил капеллан. «Да, – отвечала девушка, – одна». Сэр Леонард слегка призадумался, а затем сказал: «По чести говоря, сама долина не кажется мне опасной, ежели, конечно, не одолеет тебя страх. Однако же весьма сомневаюсь я, что удалось бы тебе поглядеть на чудесное пробуждение Каменного Племени; ибо говорится, что оживают великаны только в определённые ночи, и главным образом в Ночь Середины Лета; разве что тот, кто отважится бросить вызов приключению, самою судьбою к тому предназначен превыше прочих; как в твоём случае вполне может оказаться. Что до опасности, кою заключают в себе недобрые люди, немного найдётся на свете смельчаков столь безрассудных, как ты или я. Не смеют лиходеи вступать в эту чёрную улицу, разве что вынудит их к тому великая нужда. Вот на пути туда и обратно вполне может подстерегать опасность. Однако же надо признать, что за последние недели не слышно ни о каких беспорядках, и все в один голос твердят, будто Красный Рыцарь не выезжает из замка».

Заряночка помолчала немного, а затем призналась: «Добрый и прекрасный друг, тоска грызет моё сердце, истомилась я в ожидании друзей, и похоже на то, что если не прибегну я к какому-либо спасительному средству, всенепременно заболею я от помянутой тоски, и тогда что за жалкое зрелище ожидает Паладинов по возвращении! А спасительное средство мне ведомо, и заключается оно в том, чтобы бросить вызов приключению Чёрной Долины; ибо сдаётся мне, – ежели поеду я туда, то вернутся ко мне и здоровье, и силы. К чему тратить лишние слова? Коли ты посодействуешь мне, я отправилась бы прямо завтра. Что скажешь: поможешь или нет?»

Покраснев до ушей, отозвался сэр Леонард: «Госпожа, почему желаешь ты упорхнуть из замка одна-одинёшенька, словно птица-зарянка, под стать имени? Только что назвала ты меня своим добрым другом, по собственной доброте душевной; так отчего бы другу твоему не поехать с тобою?»

Девушка улыбнулась капеллану и впрямь по-доброму, но покачала головой. «Снова назову я тебя добрым и верным другом, – молвила она, – но замысел свой должна я осуществить сама и одна. Более того, к чему тебе ехать? Ежели повстречаюсь я с призраками, так и два десятка воинов мне не помогут; ежели натолкнусь я на вооружённых людей, что вздумают причинить мне вред, выстоит ли противу них один? И подумай вот ещё о чем, сэр Леонард: куда полезнее тебе остаться в замке, ибо, ежели не вернусь я спустя два дня, или три, самое большее, ты поймёшь, что случилось со мною недоброе, и тогда можешь сообщить, куда я отправилась; и тогда меня станут искать и, может быть, спасут».

Тут Заряночка вдруг умолкла и побледнела, как полотно, и схватилась рукою за грудь, и проговорила слабым голосом: «О, сердце моё, сердце! Что, коли возвратятся они в моё отсутствие!» И вполне могло показаться, что девушка близка к обмороку.

Тут перепугался Леонард и не знал, что делать; но вскорости лицо Заряночки снова порозовело, и спустя некоторое время девушка улыбнулась и молвила: «Видишь, друг мой, как я ослабела; воистину, никак мне без спасительного средства не обойтись! Так неужели ты мне в том не поможешь?»

«Помогу всенепременно, – откликнулся капеллан, – скажи только, как». Проговорил он это с видом безумным и одержимым; девушка же улыбнулась ему мило и молвила: «К этому времени тебе бы должно уже измыслить, что делать, и избавить меня от этой заботы. Две просьбы у меня к тебе будет: первая и главная – незаметно вывести меня из замка на рассвете, пока все спят; и вторая – позаботиться о том, чтобы поджидала меня поблизости от ворот моя лошадка, так, чтобы не пришлось мне идти пешком; ибо, живя в четырёх стенах, сделалась я слаба и изнеженна».

При этих словах Леонард словно бы очнулся и молвил: «У меня есть ключ от часовни и от задней двери позади неё; через неё-то, госпожа, ты и выберешься за крепостные стены. Я приду спозаранку к твоим покоям и поскребу в дверь, и позабочусь о том, чтобы конь твой стоял в той самой хижине, где отдыхала ты в первую ночь своего приезда». Отозвалась Заряночка: «Уповаю на тебя, друг мой».

Тут девушка ласково поблагодарила капеллана, а затем встала и принялась расхаживать по залу туда и сюда. Леонард постоял некоторое время, не сводя с неё глаз, Заряночка же не гнала его, ибо мысли её были далеко, и о капеллане она напрочь позабыла; и, наконец, несчастный ушёл своим путём исполнять её поручение.