Воды Дивных Островов - Уильям Моррис Страница 30

Но тут солнце, что до того ярко сияло в небесах, вдруг погасло, словно догоревшая свеча, и над головою у девушки всё сделалось тускло-серым, а под ногами всё стало буро-коричневым. Но Заряночка решила, что, идя всё прямо да прямо, сумеет вернуться к чёлну, и решительно двинулась в путь. Час за часом шла она, не останавливаясь, но так и не различил её взгляд ни проблеска северного берега, и ландшафт вокруг неё нимало не изменился.

А так случилось, что незадолго перед тем, как Заряночка повернула назад, она подкрепилась ломтем хлеба и кусочком сыра, и теперь, как наклонилась она к самой земле, пристально вглядываясь в поисках хоть какого-нибудь указания дороги, как, скажем, следы её, уводящие к югу, заметила девушка у себя под ногами нечто белое в сгущающихся сумерках (ибо день клонился к концу), и подняла она находку, и обнаружила, что это крошка хлеба, и поняла, что не иначе как обронила крошку за обедом семью часами раньше, ибо до того коврига лежала нетронутой в её суме. Тогда мучительный страх и горе овладели Заряночкой, ибо поняла она, что в этой унылой земле, каждый клочок которой ничем не отличается от прочих, она, должно быть, описала круг и снова возвратилась на то же самое место, где впервые повернула назад, к северному берегу.

Однако упрямо не желала она вовсе отречься от надежды и облеклась в броню отваги. Воистину понимала Заряночка, что идти в сумерках – пустая затея; потому прилегла она на пустоши и решилась уснуть, ежели сможет, и дождаться нового дня, а затем снова поискать дороги, ибо подумалось ей, что, может статься, следующий день окажется погожим и солнечным. И поскольку несказанно устала она, бродя по пустыне целый день, она тотчас же заснула и проспала всю короткую ночь напролёт.

Когда же пробудилась Заряночка и увидела, что принёс новый день, совсем упало у неё сердце, ибо теперь стеною окружал её густой и тёмный туман (хотя вроде бы стоял белый день), так что, даже если бы и встретилось ей на пути что-нибудь приметное, девушка всё равно не сумела бы ничего разглядеть на расстоянии нескольких шагов. Так стояла она, понурив голову и пытаясь думать, но навязчивая мысль о близкой смерти рассеяла все прочие мысли, что поблекли и угасли на её зловещем фоне.

Долго стояла так Заряночка; но затем вдруг словно озарило её. Девушка запустила руку в вышитый кошель, что свисал с набедренного пояса Виридис, и извлекла оттуда кремень, сталь и трут, что прежде служили ей в лодке для разведения огня. Затем поднесла она руку к голове и извлекла на свет прядь волос, подаренную Абундией, что свёрнутой хранилась в короне великолепного убранства её собственных пышных локонов. Заряночка вытащила из помянутой пряди два волоска и взяла их в зубы, пока вкладывала прядь на место; а затем, бледная и дрожащая, принялась разжигать огонь. Едва же затлел трут, воскликнула девушка: «О, лесная матушка, лесная матушка! Как же встретимся мы вновь, как обещала ты мне, ежели погибну я на этой бесплодной пустоши? О, лесная матушка, если бы только могла ты прийти ко мне на помощь!»

Тут Заряночка запалила волоски один за другим и затаила дух, выжидая, но долгое время ничего не происходило, и сердце у неё упало, и застыла она на месте, как камень.

Но через некоторое время, ло! – среди тумана, или, скорее, на его фоне возникла словно бы тень, смутная и бесцветная, что повторяла образ лесной матушки, с подобранным платьем и луком в руке. Заряночка громко закричала от радости и поспешила к призраку, но ближе к нему не оказалась; девушка шла и шла, и по-прежнему видение ускользало от неё, а она всё спешила и спешила следом. Так продолжалось долго; скиталице приходилось всё ускорять и ускорять шаг, чтобы не потерять видение из виду; и, наконец, Заряночка подобрала юбки и помчалась со всех ног за ускользающей тенью, которую любила нежно даже в пасти смерти; и понадобилось Заряночке всё её проворство, чтобы не отстать; но девушка охотно умерла бы от непосильной муки, лишь бы не расставаться с дорогой тенью.

Но вдруг, пока бежала она, туман перед нею растаял: на безоблачном небе сияло жаркое солнце; и ни тени, ни образа Абундии не различал на берегу её взгляд, – ничего, кроме синего озера и отвратительной полоски жуткой пустыни. Посыльная Ладья стояла в полудюжине ярдов у ног девушки, а позади Заряночки стеною возвышался туман, из которого она вырвалась.

Воистину слишком запыхалась Заряночка, чтобы громким криком возвестить свою радость, от которой едва не разорвалось её сердце, и прекрасным показались ей рябь на воде и синее небо; и поняла она, что лесная матушка послала ей помощь. Девушка разрыдалась там же, где стояла, от любви к своей мудрой матушке и от желания её увидеть: она протянула руки в сторону севера и призвала благословение на Абундию слабым от усталости голосом. Затем Заряночка прилегла на пустынном берегу и забылась сном, невзирая на палящее солнце; когда же пробудилась она три часа спустя, всё осталось по-прежнему, только теперь по небу скользили лёгкие облака; а стена тумана так и не рассеялась у неё за спиною. Потому подумала девушка, что у неё ещё есть время; синие волны манили её истомлённое бегом тело; потому Заряночка разделась и окунулась в воду, и усталость оставила её, и порадовалась она. Затем девушка вышла на берег, и постояла в лучах солнца, дабы обсохнуть, и, освежившись и обретя новые силы, оделась, и поднялась на борт, и совершила должный обряд, и заскользила по водной глади, и вскорости потеряла из виду безобразное пятно на прекрасном лике Великого Озера.