Хорошие плохие книги - Джордж Оруэлл Страница 30

Прежде чем задуматься о смысле рассказанной истории, задумайтесь над несколькими фактами, которые лежат в основе структуры современного общества и которые, если некритически воспринимать пацифистское «послание», пришлось бы игнорировать.

(I) Цивилизация в основе своей покоится на принуждении. Держаться вместе граждан заставляет не полицейский, а добрая воля обыкновенных людей, но эта добрая воля бессильна, если не опирается на поддержку полиции. Любое правительство, которое отказывается использовать силу для собственной защиты, почти моментально прекратит свое существование, ибо будет свергнуто какой-нибудь группой людей, или даже одним человеком, которые окажутся менее щепетильными. Объективно любой, кто не на стороне полиции, оказывается на стороне преступников и наоборот. Покуда британский пацифизм препятствует военным усилиям британцев, он находится на стороне нацистов, а немецкий пацифизм, если таковой существует, – на стороне Британии и СССР. Поскольку пацифисты располагают большей свободой действий в странах, где еще сохранились остатки демократии, пацифизм действует против демократии более эффективно, чем в ее защиту. Таким образом, объективно пацифизм – явление пронацистское.

(II) Раз без принуждения обойтись никогда не удастся, единственное различие заключается в степени насилия. В последние двадцать лет внутри англоговорящего мира было меньше насилия и меньше милитаризма, чем за его пределами, потому что в нем было больше денег и больше защищенности. Ненависть к войне, которая, безусловно, свойственна англоговорящим народам, является отражением их привилегированного положения. Пацифизм представляет собой существенную силу только там, где люди уверенно чувствуют себя в безопасности, главным образом – в морских державах. И даже в таких странах, где всепрощающий пацифизм процветает лишь в среде более зажиточных классов или среди рабочих, которым каким-то образом удалось вырваться за пределы своего класса. Настоящие рабочие, несмотря на ненависть к войне и иммунитет против ура-патриотизма, никогда не бывают безоговорочными пацифистами, потому что жизнь учит их другому. Чтобы отрицать насилие, нужно не иметь опыта насилия, испытанного на собственной шкуре.

Если держать в голове эти факты, можно, я думаю, увидеть события, описанные в романе мистера Комфорта, в более правильной перспективе. Вопрос заключается в том, чтобы оставить в стороне субъективные чувства и попытаться понять, к чему ведут те или иные действия на практике и откуда изначально произрастают их мотивы. Герой романа – научно-исследовательский работник, патолог. Он не особо удачлив, у него больное легкое – следствие легкомысленного поступка во время блокады Британии в 1919 году, но тем не менее он – представитель среднего класса, у него есть работа, которую он сам для себя избрал, и таким образом он – один из нескольких миллионов привилегированных человеческих существ, живущих в конечном счете за счет деградации остальных. Он хочет чего-то добиться в профессии, хочет оставаться в стороне от нацистской тирании и регламентации жизни, но он никак не сопротивляется нацистам, кроме как убегая от них. По прибытии в Англию он очень боится быть отправленным обратно в Германию, но отказывается участвовать в каких бы то ни было физических усилиях, направленных на то, чтобы предотвратить захват Англии нацистами. Его заветная мечта – перебраться в Америку, чтобы оказаться отделенным от них тремя тысячами миль водного пространства. Доплыть туда, заметьте, он может лишь в том случае, если на протяжении всего пути британские корабли и самолеты будут охранять транспорт от нападения, а оказавшись на месте, будет жить под защитой уже не британских, а американских кораблей и авиации. Если повезет, он сможет продолжить свои профессиональные занятия, сохраняя при этом чувство морального превосходства по отношению к тем, кто обеспечит ему возможность это делать. И особо следует отметить, что при этом он будет сохранять привилегированное положение научно-исследовательского работника, живущего в конечном счете на дивиденды, поступление которых прекратилось бы немедленно, если бы не угроза насилия.

Не думаю, что подобное изложение содержания книги мистера Комфорта несправедливо. И еще, полагаю, существен тот факт, что эта история о немецком враче написана англичанином. Аргумент, который лежит в подтексте всей книги, а порой и прямо высказывается и который состоит в том, что почти нет разницы между Британией и Германией, что преследования по политическим мотивам одинаково суровы и там, и тут, а те, кто борется против нацистов, в конце концов скатываются на их же позиции, был бы более убедителен, если бы исходил от немца. В стране около шестидесяти тысяч беженцев из Германии, и их было бы на сотни тысяч больше, если бы мы позорно не сдерживали их поток. Зачем они едут сюда, если, по существу, нет разницы между общественной атмосферой обеих стран? И многие ли из них захотели вернуться обратно? Они «проголосовали ногами», по выражению Ленина. Как я уже сказал ранее, сравнительная «кротость» англоговорящей цивилизации обусловлена деньгами и безопасностью, но это не значит, что различий нет. Давайте признаем для начала, что некоторое различие существует, что очень большое значение имеет, кто победит, и что убедительность обычных сиюминутных доводов в пользу пацифизма стремится к нулю. Можно быть откровенно настроенным пронацистски, не прикрываясь пацифизмом, – и такие настроения весьма распространены, хотя мало кто в нашей стране найдет в себе мужество признать это, – но можно лишь притвориться, будто нацизм и капиталистическая демократия – это Труляля и Траляля, а также, что любой террор, начиная с разгрома июньского восстания 1848 года в Париже, и все последующие зачеркиваются точно такими же событиями в Англии. На практике это придется делать, прибегая к выборочности и преувеличениям. Мистер Комфорт на самом деле утверждает, будто все «трудные случаи» типичны. Страдания этого немецкого доктора в так называемой демократической стране столь ужасны, хочет сказать он, что исключают какое бы то ни было моральное оправдание борьбы против фашизма. Следует, однако, сохранять чувство пропорции. Прежде чем поднимать шум по поводу того, что на две тысячи интернированных приходится всего восемнадцать параш, следует вспомнить, что случилось за последние несколько лет в Польше, Испании, Чехословакии и т. д. и т. п. Если зациклиться на формуле «те, кто борется против фашизма, сами становятся фашистами», это приведет к откровенной фальсификации. Например, неправда, что, как утверждает мистер Комфорт, существует широко распространенная шпиономания, и предубеждение против иностранцев растет по мере того, как война набирает силу. Предвзятое отношение к иностранцам, которое было одним из факторов, сделавших возможным интернирование беженцев, сильно ослабело, немцам и итальянцам теперь позволено занимать рабочие места, запретные для них в мирное время. Неправда также, что, как он открыто заявляет, единственным отличием политических преследований в Англии от политических преследований в Германии является то, что в Англии о них никто не слышит. А также неправда то, что все зло в нашей жизни проистекает от войн или подготовки к войнам. «Я знаю, – говорит он, – что англичане, так же как немцы, никогда не были счастливы с тех пор, как поверили в перевооружение». А были ли они так уж счастливы до этого? С другой стороны, разве не правда, что перевооружение, сократив безработицу, сделало англичан хоть немного счастливее? Исходя из собственных наблюдений, я бы сказал, что в общем и целом война как таковая сделала англичан чуточку счастливее, и это вовсе не аргумент в пользу войны, этот факт просто кое-что говорит нам о природе так называемого мира.