Сказки старой Англии - Редьярд Киплинг Страница 20

Утром, когда мы уезжали домой, он сказал нам:

«Я не прощаюсь, но говорю: до скорого свидания, ибо вы скоро вернетесь. Не потому, что соскучитесь по мне, но чтобы быть поближе к своему золоту. Смотрите, – засмеялся он, – как бы я не употребил его на то, чтобы сделаться Римским Папой. За мной ведь нужен глаз да глаз!»

Сэр Ричард помолчал и печально усмехнулся.

– Через семь дней мы вернулись из своих поместий – из поместий, которые были нашими.

– С детьми ничего не случилось? – спросила Уна.

– С моими сыновьями? Нет, ничего. – Он призадумался, словно рассуждая сам с собой. – Что ж! Они были молоды, а молодости пристало хозяйствовать и править. Им страсть как не хотелось возвращать нам поместья – это было видно, несмотря на радушную встречу. Да и впрямь наши с Хью лучшие деньки ушли. Кем мы стали? Я – почти старик, он – однорукий калека. Так что мы сели на лошадей и поехали обратно в Пэвенси.

– Простите, – смутилась Уна, видя, как опечалился сэр Ричард.

– Эх, девочка, это все давным-давно прошло. Они были молоды, а мы стары, вот и все…

«Ага! – крикнул Де Акила сверху, когда мы сошли с коней. – Обратно в нору, старые лисы?» – Но когда мы поднялись к нему в Башню, он обнял нас и промолвил: «Добро пожаловать, тени! Бедные тени!..»

Вот так и вышло, что мы сделались на старости лет неслыханно богаты – и одиноки. Да, одиноки!

– И чем вы занялись? – спросил Дан.

– Мы стерегли побережье от нормандцев, – отвечал рыцарь. – Де Акила был похож на Витту: такой же неугомонный, он не выносил праздности. В хорошую погоду мы ездили верхом между Бексли с одной стороны и Кукмиром с другой, – иногда с охотничьим соколом, иногда с борзыми (в дюнах и на прибрежных лугах водились здоровенные зайцы); при этом мы не забывали следить за морем – не появились ли нормандские корабли. В ненастную погоду Де Акила поднимался на площадку Башни и прогуливался там, морщась от дождя и зорко вглядываясь в даль. Он был очень раздосадован тем, что прозевал в свое время корабль Витты. Когда на море устанавливался штиль и корабли стояли на якоре, ожидая ветра, он обычно ходил на пристань, где среди груд воняющей рыбы, опершись на свой меч, заговаривал с моряками и узнавал от них новости из Франции. Ему приходилось держать оба уха востро, следя и за известиями из глубины страны, где бароны воевали с королем Генрихом.

Он узнавал новости отовсюду – от бродячих музыкантов и скоморохов, торговцев, коробейников, монахов и так далее; и если принесенная весть ему не нравилась, он мог, не смущаясь, выбранить короля Генриха дурнем или младенцем. Я сам слышал, как он разглагольствовал возле рыбачьих лодок: будь я королем Англии, я бы сделал то-то и то-то; а когда я выезжал проверить сторожевые костры на холмах, хорошо ли они сложены и сух ли хворост, он частенько кричал мне из-за бойницы: «Ты уж там догляди хорошенько! Не подражай нашему слепому королю, все осмотри и ощупай собственными руками». По-моему, он вообще ничего не боялся в мире. Так мы и жили в Пэвенси, в маленькой комнате Башни.

Однажды ненастным вечером нам доложили, что прибыл посланец от короля. Мы только что вернулись из Бексли, весьма подходящего места для высадки десанта, и насквозь продрогли от скачки сквозь холодный туман и морось. Де Акила велел передать, чтобы гонец либо разделил трапезу с нами, либо подождал внизу. Через минуту снова появился Джихан и доложил, что тот велел подать лошадь и ускакал.

«Ну и леший с ним! – сказал Де Акила. – Охота была дрожать в нетопленом Холле со всяким шалопаем. Он что-нибудь передал?»

«Вроде нет, – отвечал Джихан. – Разве что… Кажется, он сказал, что если собаке лень уже и брехать, пора выгонять ее из конуры».

«Ого! – воскликнул Де Акила, потирая свой крючковатый нос. – Кому же он это сказал?»

«Собственной бороде, но отчасти и седлу, когда садился на коня», – отвечал Джихан Краб.

«Какой рисунок был у него на щите?»

«Золотые подковы на черном поле».

«Значит, он из людей Фулка», – заметил Де Акила.

Пак удивленно поднял бровь.

– Золотые подковы на черном поле – это не герб Фулков. На их гербе…

Рыцарь прервал его властным жестом.

– Ты знаешь подлинное имя злодея, – молвил он, – но я буду называть его Фулком, ибо я обещал этому человеку, что, рассказывая о его злых деяниях, я не дам догадаться, о ком речь. Я переменил все имена в этом рассказе. Правнуки его, может быть, ныне живы.

– Ну, что ж! – улыбнулся Пак. – Рыцарь верен своему слову даже и через тысячу лет.

Сэр Ричард слегка наклонил голову и продолжал: «Золотые подковы на черном поле? – задумчиво повторил Де Акила. – Я слышал, будто Фулк присоединился к баронам. Если так, то король, должно быть, взял верх. Впрочем. Фулки всегда были изменниками. И однако, нельзя было отпускать его из замка голодным».

«Он поел, – доложил Джихан. – Брат Гилберт принес ему мяса и вина с кухни. Он поел за Гилбертовым столом».

Этот брат Гилберт был ученым монахом из Баттлского аббатства, который вел счета поместья Пэвенси. Высокий, с вечно бледными щеками, он считал не только деньги, но и свои молитвы, для каковой цели при нем всегда были четки – длинные бусы из нанизанных на шнур темных орешков. Они всегда висели у него на поясе, вместе с пеналом и роговой чернильницей, и при ходьбе все это тряслось и гремело. Его место было возле большого очага. Там стоял его стол, и там же он спал. Он побаивался охотничьих собак, которые часто забегали в Холл перехватить костей или подремать на теплой золе, – и прогонял их, размахивая своими четками, как женщина. Когда Де Акила восседал в Холле, верша свой суд, взимая налоги или наделяя землей вассалов, Гилберт записывал это все в Книгу Поместья. Но подавать угощение гостям или отпускать их без уведомления хозяина было совсем не его делом.

«Вот что, Хью, – сказал Де Акила, когда Джихан спустился вниз по лестнице, – ты когда-нибудь говорил Гилберту, что умеешь читать написанное по-латыни?»

«Нет, – отвечал Хью. – Он мне не друг, так же, как и моей борзой».

«Пусть он и впредь думает, что для тебя все письма на одно лицо, – сказал Де Акила. – А тем временем, – он подпихнул ножнами под ребра сперва одного из нас, потом другого, – присматривайте за ним хорошенько. Говорят, в Африке обитают демоны, но клянусь святыми! – в Пэвенси водятся черти похлеще!» – И больше он ничего не добавил.

Некоторое время спустя случилось так, что нормандский воин решил взять в жены саксонскую девушку из Пэвенси, и Гилберт (мы приглядывали за ним с тех пор, как нам велел Де Акила) усомнился, свободнорожденная ли эта девушка или из вилланов. А так как Де Акила собирался дать молодоженам добрый надел земли, если девушка свободнорожденная, то дело пришлось разбирать в Большом Холле перед судом сеньора. Сперва стал говорить отец невесты, потом – мать, а потом родичи загалдели все вместе, и собаки залаяли в зале: в общем, поднялся невообразимый шум.