Мэтр Корнелиус - Оноре де Бальзак Страница 14

— Ангел он или чорт, но похититель в моих руках! — внезапно воскликнул Людовик XI. — Если ты будешь обворован этой ночью, то я завтра же буду знать — кем именно. Позови-ка сюда эту старую уродину, которую ты называешь своей сестрой, — добавил он.

Что-то мелькнуло в глазах у Корнелиуса, словно он не решался уйти и оставить короля в комнате, где хранились сокровища; но все же он вышел, побежденный властью едкой улыбки, блуждавшей на поблекших губах Людовика XI. Однако, проявив такую доверчивость, Корнелиус все же постарался сходить за старухой как можно быстрее.

— Есть ли у вас мука? — спросил король сестру Корнелиуса.

— О, конечно, мы сделали запас на зиму, — ответила она.

— Вот и хорошо! Принесите-ка сюда немного, — сказал король.

— А зачем вам наша мука, государь? — испуганно воскликнула старуха, притом без всякого смущения перед королевским величием, похожая в этом на всех, кто охвачен какой-либо сильной страстью.

— Старая дура, исполнишь ли ты приказание нашего милостивого короля? — закричал Корнелиус. — Уж не думаешь ли ты, что королю есть нечего?

— Вот и покупайте хорошую муку! — ворчала старуха на лестнице. — Ах! моя мука!

Она вернулась с лестницы и сказала королю:

— Государь, королевское ли это дело мою муку осматривать?!

Наконец, она притащила холщовый мешок — такие мешки с незапамятных времен служат в Турени рыночным торговцам и покупателям для переноски орехов, фруктов или зерна. Муки было с полмешка. Хозяйка открыла мешок и опасливо показала муку королю, то и дело бросая на него дикий и быстрый взгляд, который у старых дев словно готов брызнуть ядом на всех мужчин.

— Дорогая мука, по шесть су за септерею… — сказала старуха.

— Так что ж! — ответил король. — Рассыпьте ее по полу. Только смотрите, сыпьте ровным слоем, как снежком припорашивает.

Старая дева ничего не понимала. Кажется, случись светопреставление, оно не поразило бы ее так, как этот приказ.

— Мою муку, государь! на пол… но…

Мэтр Корнелиус, начиная догадываться — правда, еще неясно — о намерениях короля, отобрал у нее муку и осторожно высыпал на пол. Старуха затрепетала, но протянула руку за своим мешком и, когда брат отдал его, исчезла, глубоко вздыхая. Корнелиус взял метелку, из перьев и, постепенно пятясь, принялся разравнивать муку в виде снежной скатерти по всему полу своего хранилища под наблюдением короля, которого, казалось, очень забавляла эта затея. Когда они достигли двери, Людовик XI спросил у своего кума:

— Есть ли второй ключ от этого замка?

— Нет, государь.

Король осмотрел устройство двери, которая закладывалась железными брусьями, укрепленными на толстых пластинах; все отдельные части этой брони сходились к замку с секретом, а ключ Корнелиус держал при себе. Все обследовав, Людовик XI велел позвать Тристана и приказал ему разместить на ночь, соблюдая строжайшую тайну, несколько человек из своих вооруженных стрелков где-нибудь поблизости — на шелковичных деревьях возле плотины или же по кровельным желобам соседних домов, а весь королевский конвой отправить в Плесси, чтобы можно было подумать, будто бы король не собирается ужинать у мэтра Корнелиуса; затем он велел скряге исправно закрыть все ставни, чтобы не проскользнул ни один луч света, и запастись самым скромным угощением, — иначе могли бы догадаться, что в доме ночует король. Людовик XI торжественно отбыл, проехав по плотине, а затем в сопровождении лишь двух человек тайно вернулся через проход в крепостной стене к своему куму ссудных дел мастеру. Все было очень ловко устроено, и соседи, горожане и придворные решили, что королю вздумалось возвратиться в Плесси и он отложил ужин у своего казначея на следующий вечер. Сестра Корнелиуса подтвердила это предположение тем, что купила лишь зеленого соуса в съестной лавке у Зеленной площади, впоследствии получившей название площади Бона из-за роскошного фонтана, которым несчастный Санблансе (Яков де Бон) украсил столицу своей родины, выписав для него белый мрамор из Италии.

Около восьми часов вечера, когда король ужинал в обществе своего врача, Корнелиуса и начальника шотландской гвардии, отпуская веселые шутки и забывая, что он — Людовик XI, притом больной, почти умирающий, на улице царила глубокая тишина, и прохожие, в том числе и какой-нибудь вор, могли заключить, что Дурной дом необитаем.

— Надеюсь, моего кума обокрадут этой ночью, и мое любопытство будет удовлетворено, — с улыбкой сказал король. — Кстати, господа, пусть никто из присутствующих без моего приказа не выходит завтра из своих комнат, не то они будут строго наказаны.

Затем все легли спать. На следующее утро Людовик XI вышел первым из своей спальни и направился к сокровищнице, но он, к немалому своему удивлению, увидел отпечатки широких ступней, рассеянные по лестнице и коридорам дома. Осторожно шагая, чтобы не затоптать эти драгоценные следы, он направился к хранилищу и не обнаружил на его двери ни малейших признаков взлома. Он стал изучать направление следов, но так как они постепенно становились все менее отчетливыми и наконец совсем исчезли, то было трудно определить, куда скрылся вор.

— Эй, куманек, — крикнул король Корнелиусу, — а тебя ведь обокрали!

На этот крик старый брабантец вышел, объятый неподдельным ужасом. Людовик XI пошел показать ему следы, отпечатанные на полу; но тут, снова рассматривая их, король случайно взглянул на ноги скряги и обнаружил, что подошвы его туфель точно такой же формы, как те, что во множестве были отпечатаны на плитах пола. Он не промолвил ни слова, и, при мысли обо всех тех, кто был повешен без вины, улыбка сбежала с его лица. Скряга быстро направился к своей сокровищнице. Приказав ему оттиснуть свою ступню рядом со следами, которые уже имелись, король убедил его в том, что вор — не кто иной, как он сам.

— У меня пропало жемчужное ожерелье! — воскликнул Корнелиус. — Здесь кроются какие-то чары. Ведь я не выходил из своей комнаты…

— Мы сейчас все узнаем, — сказал король, больше прежнего озадаченный при виде явного чистосердечия своего казначея.

Тотчас же он вызвал в свои покои вооруженных дозорных и спросил их:

— Итак, что вы видели нынче ночью?

— Ах, государь, мы видели какое-то колдовство, — сказал поручик. Господин королевский казначей слез, как кошка, по стене дома, да так легко мы сначала подумали, что это тень.

— Я?! — только и мог воскликнуть Корнелиус и вслед за этим оцепенел в безмолвии, будто у него отнялись руки и ноги.

— Можете итти, — промолвил король, обращаясь к стрелкам, — и скажите господам Конингэму, Куактье, Бридоре, а также Тристану, что им разрешается встать с постелей и сейчас же явиться сюда… Ты заслуживаешь смертной казни, — холодно сказал Людовик XI брабантцу, который, к счастью для себя, не услышал его, — у тебя на совести не менее десяти смертей. — Людовик XI прервал свою речь, сотрясаясь в безмолвном смехе. — Но успокойся, — продолжал он, заметив странную бледность, разлившуюся по лицу скряги, — лучше уж пущу тебе кровь, чем лишу тебя жизни. Посредством кругленькой суммы, внесенной в качестве штрафа в мою казну, ты можешь вырваться из когтей моего правосудия; но если ты не выстроишь по крайней мере часовню в честь богородицы, то на том свете ждет тебя, пожалуй, слишком теплое местечко.