Страсти ума - Ирвинг Стоун Страница 13
Страсти ума - Ирвинг Стоун читать онлайн бесплатно
Керосиновая лампа, опущенная вниз, озаряла теплым светом стол. На стене над буфетом с его блестящими подносами и другим серебром висели фотографии членов «буржуазного министерства» – Хербста, Гискра, Унгера, Бергера и других из числа выпускников университета. Они олицетворяли триумф восстания и уличных боев в Вене в 1848 году, когда представителям среднего класса, в том числе нескольким евреям, были доверены важные государственные посты. Однажды, сидя напротив этих внушающих уважение портретов, Зигмунд подумал: а не податься ли ему на юридический факультет? Однако, прочитав рассуждения Гёте о природе, он изменил свой взгляд.
Гёте писал: «Природа! Мы ею окружены и объяты – бессильные выйти из нее, бессильные глубже в нее проникнуть… Она создает вечно новые образы; то, что есть, – того не было, что было – уже не повторится, все ново, хоть все и старо. Мы живем среди нее, но ей чужды. Непрестанно говоря с нами, она не выдает нам своей тайны. Мы постоянно на нее воздействуем, но власти над ней не имеем… Она вечно строит и вечно разрушает; и мастерская ее неприступна… Она величайшая художница…» [2]
Эли заговорил первым:
– Освобождается должность редактора экономического журнала. Профессор фон Штейн готов рекомендовать меня на эту должность к концу года. У меня состоялась беседа с австрийским министром торговли: один из чиновников выходит в отставку, и на его место рассматривается моя кандидатура. Наряду с этим мне известно об открытии частного бюро путешествий. Там можно заработать немало денег. На чем остановиться?
Анна не без озорства ответила:
– Принять все три предложения. Энергии у тебя хватит.
– Тогда, видимо, мне следует отправиться в Америку. Там ценятся люди, способные выполнять сразу три работы.
Завязалась дискуссия, где лучше жить. Зигмунд, единственный, кто побывал за границей, сказал:
– В Англии, и скажу почему: там разрешено все, что не запрещено специально. В Германии все запрещено, за исключением специально разрешенного.
– А как в отношении Вены? – спросил Игнац. Якоб с ходу ответил:
– В Вене делается все, что запрещено, – и добавил: – Я слышал сегодня анекдот на сборище завсегдатаев.
Его глаза потеплели. Якобу нравился венский обычай, когда друзья собираются в один и тот же час, за тем же самым столом, в той же самой кофейне. Именно так, в обитых кожей кабинках, за матовыми стеклами дверей и перегородок, увешанных газетами, собиралась Вена.
Якоб продолжил:
– Мать подарила два галстука сыну в день рождения. На следующий день сын надел один в знак благодарности. Увидев его, мать воскликнула: «В чем дело, тебе не нравится другой?»
Все засмеялись, кроме Амалии, которой эта шутка не показалась смешной. Якоб послал ей через стол воздушный поцелуй.
У Зигмунда пропал аппетит, и он положил свою вилку на тарелку. После прогулки в субботу к Медлингу и их поцелуя он впервые увидел Марту. В воскресенье он отправил ей книгу «Давид Копперфильд», чтобы напомнить о сдвоенном миндале, а она послала ему испеченный ею пирог – таков был тайный обмен подарками между домами Бернейсов и Фрейдов, состоявшийся благодаря любезности Эли. Марта не знала, какое разочарование вызвала у Зигмунда беседа с профессором Брюкке.
Он вмешался в разговор слишком громко против своей воли:
– Эли, ты не единственный, кто меняет профессию. Я вернусь в больницу в августе, когда там откроются курсы. Через несколько лет я смогу лечить тебя от всех болезней, кроме хронического алкоголизма.
Марта повернулась в его сторону, стараясь понять смысл услышанного. Он почувствовал это.
– Ты и в самом деле станешь врачом?
– Разумеется, он станет врачом, – сказала Амалия, – Зачем же иначе он добивался звания в медицине?
Марта под столом прикоснулась к его руке. К нему вернулась уверенность. В этот момент в центре внимания оказался Игнац, рассказывавший о санскритской сказке, которую он только что перевел. Зигмунд наклонился над столом и взял карточку Марты, прошептав:
– У диких племен есть поверье, что если завладеть чем–то принадлежащим другому, то он попадет под вашу власть. Это магия. Тогда тот, другой, будет делать все по вашему приказанию.
– Сейчас я оказалась в твоей власти, чего же ты хочешь от меня?
– Если скажу, то ты можешь разрушить чары.
– Так легко? – Она была прекрасна, улыбаясь ему лукаво, но с любовью. – Когда ты работал в лабораториях того алхимика, разве не нашел более надежной магии, чтобы подчинить одного человека другому?
– Ты чистила яблоко, когда я впервые увидел тебя. Мне казалось, что яблоком был я, и своими тонкими пальцами ты добралась до самой сердцевины.
Через два дня к нему забежал Эли. Когда он уходил, Зигмунд сказал:
– Я провожу тебя.
Как и можно было ожидать, Эли пригласил его на чашку кофе. Фрау Эммелин Бернейс вежливо приняла Зигмунда. Она дружила с Амалией Фрейд, но эта дружба не умерила ее огорчения, когда она узнала, что Эли влюблен в Анну. Анна нравилась фрау Бернейс, однако она считала безрассудством, чтобы умный, подающий много надежд молодой человек, которому свахи предлагают невест с приданым, оценивающимся в пятьдесят тысяч долларов, женился на бесприданнице. Если бы она узнала, что у Минны серьезный интерес к Игнацу Шёнбергу, а у Марты – к Зигмунду Фрейду, этим двум книжным червям, вечным студентам, у нее поседели бы волосы.
Сама фрау Бернейс происходила из семьи шведских Филлипсов. Ее муж был выходцем из рода состоятельных гамбургских торговцев и учителей. Отец Бермана – Исаак – служил старшим раввином в германо–еврейской общине. Его брат Якоб работал в Боннском университете профессором и старшим библиотекарем. Другой его брат – Микаэль – был зачислен в Мюнхенский университет баварским королем Людвигом II, учредившим для него специальную кафедру. Род Филлипсов был столь же уважаемым.
В пятьдесят два года Эммелин Бернейс была по житейским понятиям пожилой женщиной. Но она решительно отказалась вычеркнуть себя из жизни после смерти мужа, как поступают индийские женщины, следующие традициям сатти. Она чувствовала себя бодрой и сильной и требовала считать ее главой семьи. На этой почве у нее возник конфликт с сыном, утверждавшим, что он, как мужчина и добытчик, должен верховодить в семье. Когда Марта подавала кофе и угощения, фрау Бернейс села на своего любимого конька, рассуждая о возвращении семьи в Гамбург, в пригород Вандсбек, по поводу чего она ссорилась с Эли. Воспитанная в строгих традициях и приверженная дисциплине, она питала отвращение к Вене.
– Со времен Венского конгресса 1815 года, – твердила она, – люди считают этот город средоточием разнузданного веселья, основанного на принципе «жить сегодня, помереть завтра». Но это более чем извращенный миф, на самом деле большинство венцев живет в отчаянии. Музыка, песни, бесконечные вальсы, нарочитый, бессмысленный смех – все это ветошь, скрывающая от мира наготу. Верно, что «в Берлине жизнь серьезна, но небезнадежна, в Вене же – и безнадежна и несерьезна». В Гамбурге мы не стараемся казаться веселыми, когда на нас обрушиваются беды или неприятности. Мы не дополняем каждую фразу глупыми трелями, подобно венцам, хотя они могут в это время говорить о смерти матери. Если нам не нравится человек, то мы не льстим ему, чтобы затем растоптать его репутацию. У меня нет желания потратить остаток жизни на то, чтобы выдавать мнимое за действительное. Я – шведка и северная немка и не намерена провести в хихиканье оставшиеся мне дни. Нам не следовало бы выезжать из Гамбурга. – Затем, резко повернувшись к сыну, она сказала: – Эли, если ты будешь дома, я нанесу визит фрау Попп.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments