Екатерина Дашкова - Ольга Игоревна Елисеева Страница 98

Принято считать, что Екатерина II с одобрением восприняла «Послание…». На самом деле она составила письмо от лица безымянного читателя, которое редакции пришлось опубликовать. В стихах Дашкова хвалила римского императора Марка Аврелия за то, что тот раздавал богатства и понизил налоги. Екатерина II напомнила строку из «Наказа»: Налоги — «нужный источник благоденствия обществу, от которого истекают награждения, одобрения, милости» {807}. Печатая журнал, княгиня пользуется перераспределенными доходами, которые берутся от налогов. Облегчив бремя «дани», придется отказаться не только от изданий за счет казны, но, быть может, и от самих академий. Словом, сидя на ветке, не стоит ее пилить.

Дашкова составила «Ответ от слова “так”», где уверяла, что «ни одна частная особа не описывается, а порицаются пороки вообще». После этого строки: «Нередко такают почтенны царедворцы,/ Но то же самое творят и стихотворцы» — должны были восприниматься как осмеяние порока, а не личный выпад против Державина. Даже странно, что поэт обиделся.

Отношения Гавриила Романовича с «мадам редактором» были двойственными. Княгиня показывала, что готова покровительствовать ему, но из этих стараний вышли неприятности по службе. «Княгиня Дашкова… говорила императрице много о нем хорошего, — писал о себе в третьем лице поэт, — …чем вперила той мысли взять его к себе в статс-секретари… Сие княгиня Державину и многим своим знакомым, по склонности ее к велеречию и тщеславию, что она многое может у императрицы, сама рассказывала. Таковое хвастовство не могло не дойти до двора и было, может быть, причиною, что Державин более двух годов еще не был принят» {808}.

Вместо этого поэта на время удалили из столицы: в 1784 году его пожаловали чином действительного тайного советника и назначили губернатором в Олонец, а затем в Тамбов. Именно из Тамбова Державин обратился к нашей героине:

И ты, коль победила страсти,

Которы трудно победить;

Когда не ищешь вышней власти

И первою в вельможах быть;

Когда не мстишь, и совесть права,

Не алчешь злата и сребра, —

Какого же, коль телом здрава,

Еще желаешь ты добра?

Этим же вопросом задавались многие из знавших Дашкову. При таком богатстве, при таких должностях, чего еще надо? «Живи и распложай науки». Но нет.

Судя по приведенной строфе, поэт нащупал болевую точку. Дашкова действительно любила поговорить о том, что «многое может у императрицы». Даже в письмах Потемкину подчеркивала свое постоянное пребывание при особе государыни. «Вчерась дух мой был до крайности встревожен, — писала она в сентябре 1783 года. — В течение более четырех часов императрица страдала сухою коликою; я была у ее постели до полуночи. Ее терпение и внимание к окружающим были невероятны. Даже в колике она остается великою. Сегодня утром я нашла ее не только спокойною, но даже веселою» {809}.

Наша героиня подчеркивала свою почти домашнюю близость к императрице. Екатерине II это не нравилось. Отсюда пассажи о неискренности, пронырливости княгини. Из путешествия на юг в 1787 году императрица послала парчу всем своим дамам, кроме Дашковой. Храповицкому было сказано: «Княгиня Дашкова хочет, чтоб к ней писали, а она, ездя по Москве, перед всеми письмами хвастает» {810}.

Руководство «Собеседником», так же как письма государыни, подчеркивало роль княгини. «В этом журнале участвовала императрица своими сочинениями, — писал Державин, — …и те свои сочинения присылала на просмотрение, в рассуждении орфографии, княгине Дашковой под великим секретом. Но она секрет свой не удержала, а напротив того, всякому, к ней приезжавшему, объявляла и хвалилась, а паче иностранным послам, хвастаясь высочайшею к ней доверенностью, что и было причиною упадка ее при дворе… Затворились княгине райские двери» {811}.