Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима - Нюма Дени Фюстель де Куланж Страница 96

Не следует думать, что Спарта на протяжении десяти веков не пережила ни одного переворота. Фукидид сообщает, что ее раздирали разногласия больше, чем любой из греческих городов; «Лакедемон после его заселения дорийцами… больше всех городов… страдал от междоусобных распрей» ^[189].

Нам почти ничего не известно об этих внутренних разногласиях только потому, что правительство Спарты придерживалось правила окружать себя глубочайшей тайной; по словам Фукидида, «по причине скрытного характера, свойственного их государственному строю» ^[190].

Однако тех сведений, которыми мы обладаем, вполне достаточно, чтобы, по крайней мере, утверждать, что, если история Спарты и отличается существенным образом от истории других городов, она тем не менее пережила такие же перевороты.

Дорийцы были уже сложившимся народом, когда вторглись на Пелопоннес. Что заставило их покинуть свою страну? Действительно ли это было вторжением в чужую страну, или это была внутренняя революция? Мы этого не знаем. Но можно с уверенностью сказать, что в тот период жизни дорийцев у них уже не было родового строя. Мы не находим у них древней семейной организации, следов патриархального быта, религиозной аристократии, наследственной клиентелы. Мы видим только воинов, равных по положению, под властью царя. Вполне вероятно, что первый социальный переворот уже произошел, или в Дориде, или по пути в Спарту. Если мы сравним дорийское общество IX столетия с ионийским обществом той же эпохи, то увидим, что первое подверглось изменениям намного раньше, чем второе. Ионийское общество позже вступило на путь переворотов, но прошло по нему значительно быстрее.

Хотя у дорийцев к моменту прибытия в Спарту уже не было родового строя, они еще не могли полностью отказаться от него; у них сохранились некоторые древние институты, такие, к примеру, как право первородства и неотчуждаемость наследства. В результате в спартанском обществе появилась аристократия.

Согласно преданиям, когда появился Ликург, в Спарте было два класса, и эти классы враждовали между собой. Царская власть, естественно, стремилась принять сторону низшего класса. Ликург, который не был царем, стал во главе аристократии и одним ударом ослабил власть царя и надел ярмо на шею народа.

Нас не должны вводить в заблуждение разглагольствования некоторых древних и многих современных писателей о замечательных спартанских институтах, о неизменной удаче, сопутствовавшей спартанцам, о равенстве, совместном проживании. Из всех городов, когда-либо существовавших на земле, Спарта, вероятно, была единственной, где правление аристократии отличалось особой деспотичностью и где почти ничего не знали о равенстве. Что уж говорить о равном разделе земли. Если этот раздел и имел место, то можно с уверенностью сказать, что, по крайней мере, во времена Аристотеля у некоторых были огромные поместья, а у других не было ничего, или почти ничего; в Лаконии насчитывалась едва ли тысяча собственников.

Если мы рассмотрим только спартанское общество, без учета илотов и лаконцев, то увидим иерархию классов. Во-первых, неодамоды, по-видимому, бывшие рабы, получившие свободу; затем эпевнакты, которых принимали в войско для заполнения нанесенной войной бреши в рядах спартанцев; чуть выше стоят мотаки, очень напоминающие клиентов, которые жили в доме господина, повсюду сопровождали его, вместе с ним работали, отдыхали и сражались; далее класс незаконнорожденных, которые хоть и происходят от настоящих спартанцев, но отделены от них религией и законом, и, наконец, класс низших, скорее всего состоявший из младших сыновей, лишенных наследства. Над этими классами находился класс аристократов, называвшийся классом равных. Эти люди действительно занимали равное положение и стояли намного выше остальных. Нам неизвестно, сколько человек относилось к этому классу, мы только знаем, что он был очень незначительный. Как-то один из врагов равных насчитал шестьдесят равных в четырехтысячной толпе, заполнявшей общественную площадь. Только равные принимали участие в управлении городом. По словам Ксенофонта, те, кто не входил в состав этого класса, были вне государства. Демосфен сообщает, что человек, входивший в состав класса равных, уже только благодаря этому становится «одним из правителей города». «Их называют равными, – продолжает он, – поскольку между олигархами должно существовать равенство».