Дзержинский. От "Астронома" до "Железного Феликса" - Илья Ратьковский Страница 94

Характерна история как раз этих дней. После упомянутого заседания ЦК РКП (б) 16 сентября 1918 г. Дзержинский вызвал своего сотрудника А. Я. Беленького и дал ему необычное поручение. «Суть его состояла в следующем: Владимир Ильич, хотя еще и не совсем выздоровел, но все же хочет выступить перед рабочими. Но вот беда — ходить ему не в чем: единственное пальто пробито пулями. Надо сшить Ильичу другое пальто, а так как руку он держит на повязке, надо посоветоваться с мастерами из портновской мастерской ВЧК, там же и сшить пальто. Простое осеннее пальто из недорогого сукна.

Был вечер, пальто предстояло сшить к утру следующего дня.

Комиссар ВЧК явился в портновскую мастерскую. Закройщик И. К. Журкевич поехал к В. И. Ленину снять мерку.

Вернувшись, он рассказал товарищам по работе, что Владимир Ильич не ожидал портного, что он работал — на столе у него много разных бумаг и книг. Портной Г. В. Косолапов вместе с И. К. Журкевичем выполнили за ночь поручение Ф. Э. Дзержинского. Они сшили пальто. Для того чтобы, надевая его, Ильич не потревожил больную руку, один рукав не был зашит по боковому шву, а застегивался на кнопки» ^[894].

Именно в этот период, между 16 и 24 сентября, было принято решение о поездке Дзержинского. Ключевая роль в постановке этого вопроса принадлежала председателю ВЦИК Я. М. Свердлову.

К. Т. Новгородцева, жена Я. М. Свердлова, позднее вспоминала, как однажды они побывали у Ф. Э. Дзержинского: «Пойдем-ка к Феликсу Эдмундовичу, — предложил Яков Михайлович, — не нравится он мне последнее время. Вид у него архискверный, на квартире у себя совсем не бывает, пропадает круглые сутки на работе, надо посмотреть, как он живет». Пришли мы на Лубянскую площадь, в ВЧК… Дошли до кабинета Дзержинского. Заходим. Феликс Эдмундович согнулся над бумагами. На столе перед ним полупустой стакан чаю, небольшой кусочек черного хлеба. В кабинете холод. Часть кабинета отгорожена ширмой, за ширмой — кровать.

Увидев нас, Феликс Эдмундович с радостной улыбкой поднялся навстречу. С Яковом Михайловичем его связывала большая, горячая дружба. Мы сели к столу, причем я ясно видела кровать Дзержинского, покрытую простым суконным солдатским одеялом. Поверх одеяла была небрежно брошена шинель, подушка смята. Было видно, что Дзержинский как следует не спит, разве приляжет ненадолго, не раздеваясь.

Просидев у Дзержинского около часа, мы вышли на улицу. Яков Михайлович был необычайно сосредоточен и задумчив. Некоторое время шли молча.

— Плохо живет Феликс, — заговорил Свердлов, — сгорит. Не спит по-человечески, питается отвратительно. Нельзя так дальше. Надо предпринять что-то, с Ильичом посоветоваться, но без семьи ему нельзя, пропадет Дзержинский… Семью обязательно надо вытащить. И им без него нелегко, и ему тяжко. Приедет семья, квартира оживет. Дзержинский хоть изредка станет бывать дома, сможет отдохнуть в домашней обстановке» ^[895].

Действительно, с женой, Софьей Сигизмундовной Мушкат, Феликс Эдмундович не виделся уже несколько лет; сына ему пришлось повидать всего один раз, в 1912 г., в течение нескольких минут, под видом «незнакомого дяди». Яну (Ясику, как его называл Дзержинский) тогда шел девятый месяц, и он находился в воспитательном доме. Можно согласиться и с высказанным Свердловым мнением о напряженной работе Дзержинского в ВЧК и его усталости. Однако все эти мотивы были скорее ширмой реальной цели его поездки в Швейцарию и Германию в октябре 1918 г. Ключевым моментом было то обстоятельство, что Германия находилась накануне революционного взрыва. Необходимо было в интересах мировой революции восстанавливать связи с немецкими революционерами.

У Дзержинского были отличные отношения с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург. На момент поездки Дзержинского Карл Либкнехт находился в заключении, как и Роза Люксембург, однако их освобождение казалось близким. Тесно Дзержинский общался ранее и с другими немецкими революционерами, например, Тышкой. Имел Дзержинский контакты и в среде швейцарской социал-демократии. Очевидно, что кандидатура Ф. Э. Дзержинского, учитывая его личные связи с ключевыми немецкими революционерами (спартаковцами), могла бы быть идеальной для налаживания более тесных связей с ними. На наш взгляд, с определенного момента поездки одной из ее возможных целей могли стать и денежные вопросы, в т. ч. связанные с финансированием будущих германских событий.

Одной из первоначальных целей поездки можно также считать организацию нового поезда эмигрантов в Советскую Россию из Швейцарии. В этот поезд позднее, уже в условиях поражения Германии включат и большое количество русских военнопленных. Однако в этом январско-февральском поезде находились и политэмигранты, вопрос о выезде которых, очевидно, решался еще осенью 1918 г. Как вспоминала впоследствии С. С. Дзержинская: «Представитель Советского Красного Креста Сергей Багоцкий, вероятно, при помощи швейцарских социал-демократов получил разрешение отправить из Швейцарии через Германию в Россию большое число русских военнопленных, бежавших из германского плена в Швейцарию, где они довольно долго были интернированы. Был организован специальный эшелон, которым отправлялись на Восток 500 русских военнопленных. С этим эшелоном выехала также небольшая группа политэмигрантов из России, коммунистов и членов других партий: Сергей Петропавловский (старый большевик) с женой и двумя сынишками, я с Ясиком, бывший сотрудник Советской миссии Рейх, интернированная в Берне жена Любарского и, кажется, еще два-три лица. Комендантом эшелона был Петропавловский. До границы, до Базеля, эшелон сопровождал швейцарский левый социал-демократ, потом коммунист Ф. Платтен, который в 1917 г. сопровождал В. И. Ленина во время его возвращения из Швейцарии в Россию. Он же организовывал и предыдущие эшелоны с политэмигрантами в Россию» ^[896]. Для Дзержинского выезд этого поезда, организация его, имел особое значение. В нем в Советскую Россию должна была ехать его семья.

4 октября 1918 г. Дзержинский подписал последние распоряжения по ВЧК, выехав в этот день в Германию ^[897]. Примерно об этих же дате пишет его жена Софья Мушкат: «Однажды в начале октября меня вызвал в кабинет советский посол Берзин и под секретом сообщил, что Феликс уже находится в пути к нам» ^[898].

Дзержинский поехал за рубеж с уже ранее им использовавшимся (еще до революции) паспортом на фамилию Доманского. Этот паспорт использовался и в ранние советские годы. Именно под фамилией Доманского он жил некоторое время на Петровке и в Успенском переулке в Москве. Также, для безопасности, Дзержинский радикально изменил свой внешний облик: он сбрил волосы с головы, укоротил усы и бородку (не клином, как ранее бороду), его облик дополнял цивильный костюм, пальто, головной убор-котелок. Внешность была радикально отличной от многим знакомого образа Дзержинского. Характерны воспоминания коменданта Московского Кремля П. Д. Малькова: «Уезжая, он сбрил бороду и изменил свою внешность на случай неожиданных встреч с белогвардейской нечистью, бежавшей за границу, среди которой могли оказаться такие, что лично встречали Дзержинского. Увидав Феликса Эдмундовича на улице в канун отъезда без бороды, я в первый момент даже не узнал его: настолько бритый Дзержинский не был похож на того Дзержинского, каким все мы его знали» ^[899].