От Сталинграда до Берлина. Воспоминания командующего - Василий Чуйков Страница 94

Я уже говорил, что мы были отрезаны от левого берега. Это сковывало нас, лишало возможности активизироваться.

Командование фронтом организовало переброску через Волгу боеприпасов и главным образом продовольствия самолетами У-2. Но они много сделать не могли, так как груз приходилось сбрасывать на полосу шириной около ста метров. Малейшая неточность в расчетах — и груз падал в Волгу или к противнику.

Изо дня в день доставка боеприпасов и продовольствия все уменьшалась и уменьшалась, а лед на Волге все шел и шел. Казалось, этому не будет конца.

Наконец 16 декабря около 4 часов дня внимание всех привлек необычный шум и треск льдин у берега. Члены Военного совета армии в это время обедали в блиндаже, который был приспособлен под столовую. Услышав этот необычный шум, мы выбежали на берег и увидели, как из-за острова Зайцевский двигалась колоссальных размеров льдина. Ломая все на своем пути, она дробила и переворачивала мелкие и крупные льдины, а вмерзшие бревна ломала, как легкие щепки. Зрелище потрясающее. Эта льдина, вернее, масса льда во всю ширину Волги замедляла ход. Мы все с большим волнением ждали, остановится она или не остановится, будет у нас естественный мост или — снова лодки, крики на реке, призывы к спасению утопающих и затертых во льдах…

И вот, к всеобщей неописуемой радости, огромная льдина остановилась против наших блиндажей. Даже не верилось.

Я немедленно вызвал командиров-саперов и приказал подготовить две-три партии бойцов с шестами и веревками и направить их через Волгу на левый берег.

Задача была проста — пройти по льду туда и обратно. Саперы ушли. Было уже темно. Всем не терпелось, каждый по нескольку раз выходил к берегу и слушал, не шумит ли от движения лед.

В 9 часов вечера вернулась первая партия саперов, которая благополучно перешла Волгу по льду туда и обратно. Все почувствовали облегчение. Мы связались с Большой землей!

На другой день, 17 декабря, в сводке появилась приписка: «С утра 17.12 установлено пешеходное движение через Волгу по двум настилам по льду».

Такая сложная обстановка на Волге главным образом и тормозила выполнение тех задач, которые ставила перед собой армия. Все же, пользуясь каждым подходящим случаем или оплошностью врага, мы наносили ему удары, метр за метром отвоевывая родную землю.

Но уничтожить противника, который вышел к Волге в районе завода «Баррикады», только атакой стрелковых полков армия не могла: у нас не было ни танков, ни людских резервов.

Что же делать? Как выручить дивизию Людникова?

Вот тут-то снова пригодились нам артиллерийские стволы, которые были на левом берегу Волги. Мы решили уничтожить противника артиллерийским огнем. Но осуществление этого варианта было связано с трудностями: нужно было организовать предельно точный огонь по каждой точке врага, нужны были снайперы артиллеристы и минометчики. Такие у нас были, но корректировать огонь с правого берега трудно — проводная связь непрерывно рвалась из-за ледохода, а радиосвязь работала слабо, ненадежно.

Участок, занимаемый противником, мы отметили с севера и юга, от самой Волги до переднего края, хорошо заметными с левого берега вехами. Получился широкий, метров на 600–800, коридор, в котором засели фашисты. Наши артиллеристы, хорошо видя этот коридор с левого берега, безошибочно могли вести огонь по огневым точкам противника.

Прицельный огонь велся с помощью корректировщиков, находящихся на правом берегу. Они наблюдали, уточняли цели, отклонение попаданий. Все это сообщалось на артиллерийские наблюдательные пункты: а те, в свою очередь, передавали на огневые позиции.

Стрелковые подразделения Людникова и Горишного, наблюдая за разрушительными действиями нашей артиллерии, сближались с противником на бросок гранаты. По световому сигналу артиллерия прекращала огонь, а стрелковые подразделения, преимущественно штурмовыми группами, коротким броском с ручными гранатами атаковывали и захватывали противника в дзотах и в подвалах.

23 декабря дивизия Горишного продолжала наступление на северо-западном направлении. Несмотря на сильное сопротивление противника, части, медленно продвигаясь вперед, установили непосредственную связь с дивизией Людникова.

На следующий день, 24 декабря, приказом Ставки Верховного главнокомандования особенно истощенные в непрерывных боях дивизии — 112-я Ермолкина, 193-я Смехотворова, 37-я гвардейская Жолудева — и две стрелковые бригады были выведены из армии в резерв и отправлены на формирование.

Как правило, командиры дивизий и бригад и даже полков перед уходом на левый берег Волги являлись на командный пункт армии, чтобы проститься.

Расставание с друзьями, да еще с боевыми, было очень трудным. Прощаясь, мы вспоминали пережитое, еще раз перебирали в памяти каждый бой, каждую контратаку.

Уход из нашей армии командиров, с которыми вместе пришлось пережить немало тяжелых дней, вызывал у меня грустные воспоминания. Прощаясь с командирами, я мысленно представлял себе их части, какими они приходили на защиту города — полнокровные, гордые за порученные им опасные задания, смелые и решительные. Едва приблизившись к волжским переправам, они вступали в бой.

Военный совет каждый день, вернее, каждое утро получал сводку о том, сколько раненых переправлено за Волгу и из какой части, чтобы знать, сколько стрелков, пулеметчиков, минометчиков, танкистов, артиллеристов и связистов потеряла армия. Количественно армия ежедневно слабела, то есть несла потери, но это не значит, что ее боеспособность падала. Наоборот, морально армия стала сильнее: после каждой отраженной атаки укреплялась вера в силу своего оружия, мы приобретали опыт борьбы с врагом.

Вспоминаю 112-ю дивизию И.П. Сологуба, которая начала бои с немецко-фашистскими захватчиками еще за Доном, на реке Чир. Сражаясь там в составе 64-й армии, дивизия отразила наступление 51-го армейского корпуса, который нацеливался Паулюсом во фланг и тыл 62-й армии. Эта дивизия без приказа не отступила ни на шаг. Она доблестно сражалась также на берегах Дона, где в одном из боев геройской смертью погиб командир дивизии полковник Иван Петрович Сологуб.

Как сейчас, вижу этого высокого, стройного командира, верного сына советского народа, человека, который не склонял головы перед фашистскими снарядами.

Вспоминаю конец июля 1942 года. Стоял жаркий, солнечный день. Мы с Сологубом находились на высоте 116,6, что севернее поселка Рычковский, на правом берегу Дона. Я ставил задачу дивизии. Вдруг противник, вероятно обнаружив нас, открыл огонь по высоте из 150-миллиметровых орудий. Вилка рвущихся снарядов сужалась, приближаясь к нам. Видно было, что скоро снаряды будут рваться точно на вершине высоты. Тогда я предложил Ивану Петровичу идти к своему штабу. Он посмотрел на меня и сказал:

— А как вы? Разве могу я раньше вас отойти назад с этой высоты?

Я успокоил его, сказав, что это не отступление, а возвращение с рекогносцировки к своим частям, чтобы повести их вперед.

Двигаться по гладкой, как стол, степи под огнем тяжелой артиллерии противника — не совсем приятное занятие, но Иван Петрович неторопливым шагом шел впереди меня.