Плевицкая - Леонид Млечин Страница 93

Год „Иванов“ Окорокова не видел. Некоторое время тому назад Окороков опять стал к нему приходить. Сначала он заявил ему, что получил письмо с родины, его просят повидаться с „Ивановым“ и передать задания. „Иванов“ ответил, что он с нами не работает и работать не желает и просил Окорокова оставить его в покое. Однако Окороков продолжал являться и в последний приход сообщил „Иванову“, что он, Окороков, откроет скоро в Париже дело и хочет взять „Иванова“ на службу и хорошее жалованье. В виде задатка предложил 100 франков. „Иванов“ денег не взял.

Я велел „Иванову“ переезжать на другую квартиру и тем самым исчезнуть из поля зрения Окорокова. Я полагаю, что Окороков связан с каким-либо нашим аппаратом, и т. к. он думает, что „Иванов“ с нами не работает, хочет нам его „продать“ вторично. Если это так, предпишите соответствующему аппарату оставить „Иванова“ в покое».

Москва дала иные рекомендации:

«Думаем, что „бегать“ от встречи с Окороковым не дело, ибо в конце концов эта встреча все-таки произойдет. Для того же, чтобы обезопасить себя со стороны Окорокова, по нашему мнению, нужно проделать следующее.

При ближайшей встрече „Иванов“ должен обрушиться на Окорокова с руганью за те „гнусные предложения“, которые он ему делал в свое время о работе с нами. Иванов должен заявить, что он не только никогда не согласится на такое позорное сотрудничество, но при ближайшем же случае взорвет Окорокова как большевистского агента.

Нам кажется, что такой оборот может дать нам соответствующую страховку и, может быть, убедит Окорокова, что „Иванов“ действительно с нами не работает. Сообщите ваши соображения».

Связной Третьякова предупредил Центр 18 октября 1931 года: «Насчет Окорокова прошу учесть следующее соображение „Иванова“: Окороков не скрывает своих общений с советскими учреждениями, его все считают большевицким агентом и стараются бойкотировать».

В Москве не понимали, что происходит:

«По вопросу настойчивых подходов Окорокова к „Иванову“. Нам так же, как и вам, в этом деле ничего не понятно. Мы срочно по этому вопросу запросили тамошний аппарат. Мы считаем этот вопрос весьма серьезным, так как в свое время мы давали категорические указания аппарату ни в коем случае не реализовывать Окорокова по этому делу. Исходя из этого, мы сомневаемся, рискнул ли наш аппарат без нашей санкции на такую операцию, имея наше запрещение. Мы боимся, что здесь дело более серьезное и что Окороков действует по своей собственной инициативе, а, быть может, и что-либо похуже.

При получении ответа оттуда мы вас срочно поставим в известность. Пока что дайте указания „Иванову“ ни в коем случае не встречаться с Окороковым».

Первая же проверка насторожила Центр:

«Оказывается, наш аппарат никаких указаний Окорокову по этому вопросу не давал, никаких записок мы не писали, и Окороков, у коего осторожно выясняли этот вопрос, утверждает, что после получения им в прошлом году директив не связываться с „Ивановым“ как с „провокатором“, он эти наши директивы строго соблюдает и никаких подходов к „Иванову“ не делал.

Как вы видите, дело становится весьма серьезным. Здесь мы допускаем, что Окороков — провокатор, выясняющий сейчас по заданиям противника, связан ли с нами „Иванов“ или нет. Каких-либо данных, кроме сообщенных вами фактов о подходах, против Окорокова у нас нет; наоборот, за последнее время он более или менее прилично работал как средний информатор.

Учитывая важность всего этого дела, мы со своей стороны приняли меры к детальной разработке Окорокова и устанавливаем за ним наблюдение. Вас просим дать указания „Иванову“ ни в коем случае ни на какие провокации — звонки и записки — не идти».

Окороков утверждал, что вовсе не преследует Третьякова:

«Третьяков был привлечен к сотрудничеству мною. Это было еще в 1930 году. Я изредка встречался с Третьяковым, который меня информировал по некоторым вопросам. Третьяков по обыкновению, нуждаясь в деньгах, просил взаимообразно.

Третьяков теперь часто уезжает из Парижа в Швейцарию, так как он каким-то образом установил, что у швейцарской фирмы „Броун Бовери“ находится около полутора миллионов франков, переведенных фирмой Третьякова из Москвы в 1916 году.

Но, начиная с июня 1931 года, я встречаться с Третьяковым избегаю, так как мне передали предостережение, чтобы избегать Третьякова вследствие его нелояльности».

Связной Третьякова доложил в Москву:

«Окороков не только не оставил „Иванова“ в покое, но продолжает засыпать его угрожающими письмами. Вы в свое время говорили мне, что Окорокова можно забрать домой. Я полагаю, что это единственный исход и необходимо сделать это немедленно, иначе возможны самые неожиданные последствия.

Окороков, как я вам говорил, просто жулик, который хочет заставить „Иванова“ работать на себя. Сам он никаких сведений иметь не может. Я настаиваю на том, чтобы вопрос этот был решен немедленно. Не забывайте, что из-за какого-то Окорокова ставится под удар целая организация».

Но парижский резидент своего мнения о Третьякове не изменил:

«Получаемые им от нас сейчас сравнительно большие деньги его только еще больше развратили, и деньги, которые мы на него тратим, просто-напросто выброшены на ветер. Из „Иванова“ ничего путного не выйдет.

Мне совершенно непонятно, чем вы руководствуетесь, когда вы с такой патетичностью утверждаете, что из него может выйти источник и что его можно заставить работать, в то время, когда мы, то есть те, кто с ним непосредственно связан, категорически утверждаем обратное. Я отнюдь не хочу этим сказать, что правда на нашей, а не на вашей стороне, не такие я и Поль умники, чтобы не грешить и не ошибаться, но если бы вы были более последовательны, то после того, как мы в течение почти года не сумели его заставить работать, вам надо было бы его от нас забрать и передать кому-либо другому, ибо наша связь с ним, с нашей точки зрения, никаких результатов не даст.

Я сейчас больше, чем когда-либо, убежден в том, что связь эта ничего не даст, не потому, что „Иванов“ не хочет, а только лишь потому, что „Иванов“ ничего не знает. Цепляться за выдохшегося источника — это политика страуса. Источник давно выдохся и просится на покой, а мы за него держимся. А под боком вырастает заговор… Выдохшегося источника надо безжалостно ликвидировать.

Ни я, ни Поль заставить „Иванова“ работать, очевидно, не сумели. Ежемесячно платить 200 долларов и ничего не получать — полная бессмыслица. Поэтому если вы уверены в том, что из него можно сделать источника, вам надлежит его передать кому-либо другому».

Москва ответила нейтрально: «„Иванова“ в дальнейшем будем именовать УЖ/1. За последнее время мы отмечаем то, что материалы УЖ/1 стали гораздо более интересными и конкретными».

Связной Третьякова доложил в Москву:

«Прилагаю очередной доклад „Иванова“ и обращаю ваше внимание на следующие обстоятельства:

1) „Иванов“ сильно пил и начал постепенно опускаться, чему способствовала нужда (он у меня в авансе в размере двухмесячного оклада, который я думаю ему теперь простить, иначе он не выпутается), он содержит две квартиры и две семьи.