Уголовный розыск. Петроград - Ленинград - Петербург - Валерия Пименова Страница 9

Сотрудники угрозыска произвели в этой квартире тщательный обыск, который, однако, не дал никаких результатов.

После обыска были задержаны сожительница Пантелеева — Валентина Цветкова (бежавшая из засады) и написавший заявление в угрозыск Вольман.

Этот арест дал угрозыску указания для раскрытия еще двух квартир, в которых скрывался Ленька Пантелеев. Были произведены дальнейшие аресты его сожительниц и наводчиц.

Кольцо вокруг Пантелеева неумолимо сужалось.

Эго не помешало ему, однако, 26 июня совершить дерзкий налет на квартиру доктора Левина в доме № 29 по Большому проспекту Петроградской стороны.

8 квартиру под видом пациента позвонил неизвестный матрос, а через несколько минут вновь раздался звонок, и вошли еще двое матросов.

Попросив подождать вошедших, доктор Левин занялся медицинским осмотром первого матроса, как вдруг в кабинет ворвались двое ожидавших, приставили к его груди два револьвера с возгласом «Руки вверх! Ни звука, а то смерть!», а затем связали по рукам и ногам.

Через полчаса в квартиру позвонила жена доктора Левина, которую впустили, связали и бросили в ванную комнату.

To же проделали грабители и с пришедшей в квартиру жиличкой. На все звонки приходивших к доктору они отвечали, что доктора нет дома.

Закончив разгром квартиры, который продолжался свыше двух часов, грабители взяли с собой чемодан и корзину, наполненную вещами, вынесли на улицу и, сев на поджидавшего их лихача, скрылись.

Наводчиком в этом налете был Раев, один из родственников Левина.

Рассказывая об этом налете на допросе, Пантелеев говорил, что за последнее время его стали преследовать неудачи. В налете на доктора Левина, сопровождавшемся для Пантелеева и Гаврикова большим риском, он взял гроши. Львиную часть награбленного получил Раев.

9 июля Пантелеев вместе со своей шайкой совершил налет на квартиру Аникиева в доме № 18 по Чернышеву переулку. На этот раз он явился уже не как налетчик с наведенным револьвером, а как агент ГПУ. Находящимся в квартире Пантелеев заявил, что, по имеющимся в ГПУ сведениям, у Аникиева очень много золотой валюты, что Аникиев имеет сношения с заграницей и что на основании этих сведений они приехали произвести обыск.

Они предъявили ордер на производство обыска, произвели тщательный обыск, отобрали найденные деньги, а затем для соблюдения всех формальностей составили протокол обыска, копию его за надлежащими подписями оставили хозяевам квартиры.

Что это был не обыск, а налет, выяснилось совершенно случайно. Ордер на производство обыска был выдан на имя Алексея Георгиевича Тимофеева, а на протоколе обыска расписался Николай Тимофеев. Это несоответствие вызвало у Аникиева сомнение, и он обратился в ГПУ, где выяснилось, что никакого ордера на производство обыска в квартире Аникиева дано не было и что Тимофеев в числе сотрудников ГПУ не значится.

Через несколько дней такой же вооруженный налет под видом обыска, но теперь уже по документам особого отдела ПВО Пантелеев совершил на квартиру Ищенс в Толмазовом переулке.

Но эти яркие вспышки дерзкого бандитизма были лишь мгновенными успехами разбойничьей удали — осторожное планомерное окружение органов дознания смыкалось вокруг Пантелеева и его шайки.

Каждый день розысков давал новые аресты или наводчиков пантелеевской шайки, или его бесчисленных сожительниц-соучастниц. Пантелеев на дознании говорил, что в то время, т. е. в начале осени 1922 года, он чувствовал себя как затравленный зверь.

Это не помешало ему, однако, продолжать свои налеты.

Он только изменил способы их совершения.

25 августа, около 4 часов утра, на Марсовом поле он и Гавриков, вооруженные револьверами, остановили извозчика, на котором ехали граждане Фистуль, Семенова и Шварц. Грабители под угрозой револьверов сняли с них верхнее платье, отобрали деньги, трудовые книжки, часы и обручальные кольца. Забрав все это, Пантелеев приказал извозчику ехать поскорее и не оглядываться.

Такое же ограбление Пантелеев произвел на улице Толмачева (Караванной) у клуба «Сплендид-Палас».

В эту же ночь начальником конного отряда милиции Никитиным был задержан неизвестный, проходивший по проспекту Нахимсона.

Поводом к задержанию послужил крик из толпы, что «это налетчик». Неизвестный бросился бежать и открыл стрельбу из револьвера, однако был настигнут в парадной одного из домов, где был схвачен и обезоружен. У него был отобран револьвер системы кольт. Так как неизвестный был ранен, то он был отправлен в Мариинскую больницу, где вскоре и умер.

Умерший оказался одним из ближайших соучастников Пантелеева, Дмитрием Ивановичем Беляевым-Беловым.

4 сентября было роковым днем для Пантелеева.

На углу Морской и Почтамтского переулка около полудня двумя неизвестными, вооруженными револьверами, был остановлен артельщик пожарного телеграфа Манулевич. Налетчики вырвали из его рук чемодан, в котором были деньги, и приказали под угрозой смерти не кричать и не оглядываться. Налетчики скрылись.

В тот же день около 4 часов дня в магазин, принадлежащий «Кожтресту», на углу проспекта 25-го Октября и улицы Желябова, вошли двое неизвестных и попросили показать им сапоги. Продавщица Васильева одному из неизвестных, одетому в кожаную фуражку и тужурку, принесла ботинки, которые он стал примерять.

Когда уже стали писать чек, в магазин вошел квартальный 3 отделения милиции, который вызвал к себе заведущего. В это же время по лестнице в магазин подымался помощник начальника 3 отделения Бардзай, который, увидев неизвестных, закричал им: «Руки вверх!»

Неизвестные приказания не исполнили и опустили руки в карманы.

Квартальный выстрелил.

Неизвестные тоже открыли стрельбу, во время которой был тяжело ранен Бардзай, вскоре скончавшийся.

Неизвестные, несмотря на отчаянное сопротивление, были задержаны и оказались знаменитыми Ленькой Пантелеевым и его «адъютантом» Дмитрием Гавриковым.

Сразу же после ареста они были заключены в ДПЗ, а потом переведены в 3-й исправдом.

Через три недели после задержания начался суд над пантелеевской шайкой. Они с бахвальством заняли место за решеткой на скамье подсудимых и, посмеиваясь и о чем-то перешептываясь, стали ожидать начала заседания.

Зал Петроградского трибунала был переполнен. Но это была не обычная судебная публика, посещающая процессы. В большинстве это были или мелкие воры, или постоянные посетители «огоньков», и среди них, трусливо озираясь по сторонам, были вкраплены те, кого давно искал уголовный розыск. Вся эта разношерстная публика с подобострастием рассматривала того, который так долго и так много заставлял о себе говорить.

— Он убежит, — говорили они, глядя на независимое лицо «героя процесса».

Говорили об этом не потому, что допускали возможность побега, а потому, что не верилось, чтобы он, Ленька Пантелеев, сдался так просто.