Полвека в океане. История рыбных промыслов Дальнего Востока в рассказах, очерках, репортажах - Борис Мисюк Страница 9

– «Удача» – полста седьмому! – Спасительно заорала рация.

– Слушаю, Полста седьмой! – Так же ошалело громко, юродствуя, крикнул чиф.

– Закончили сдачу, – уже тише, спокойнее заговорила рация. – Отдайте кончики, пойдём рыбачить дальше. Приём!

– Добро, сейчас пошлю моряка. – Старпом кивнул головой Витосу в сторону правого борта. – Двадцатый – «Удаче»!

– На связи, – прохрипела рация.

– Заходи на швартовку.

Витос, на бегу натягивая перчатки, уже летел по трапам вниз и, охваченный бодрящим морозцем, под колкими взглядами звёзд вновь чувствовал себя счастливым, мужественным и гордым…

В капитан-директорском салоне становилось душно. Герман Евгеньевич, слегка уже отяжелевший, раскрасневшийся, встал с кресла, чтобы открыть иллюминатор. Он знал по опыту, что инспекторов рыбвода надо обильнее «поливать», чтоб они не мешали рыбалке, не отпугивали рыбаков, не лазили в бункер с линеечкой измерять «хвосты», – всё это он давно и прекрасно знал и сейчас с удовлетворением отметил про себя, что очень вовремя сделал в посёлке Беринговском запас. Его не смущало, что этот Одинцов почти не пьёт – за целый час только пригубил из фужера. Надо «личным примером», решил капитан.

Разговор шёл нейтральный – о жизни в море и жизни на берегу, о деревне и городе, о «перестройке с перестрелкой», о японских мегаполисах и китайских провинциях.

Под новый тост капитан бухнул себе полный фужер, а гость упредил его поползновение долить, прикрыв свой бокал широкой ладонью, обветренной, золотисто-коричневой с тыла.

– Нехорошо так, Кирилл Александрович, – пожурил его капитан и хитро, со значением улыбнулся. – Смотри не прогадай, а то я парень такой, могу и самостоятельно справиться.

Он кивнул на почти уже опорожнённую бутылку, но ожидаемого голодного блеска в глазах инспектора не увидел.

– Одна закуска у нас ни в дугу! – Сказал он, шумно выдохнув и озирая весёлыми глазами блюдца с ветчиной и селёдкой. – Пора, наверное, – он оглянулся на часы, – да, пора уже задействовать и буфет.

Он встал, подошёл к своему необъятному письменному столу (Одинцов подумал: да он больше всей рубки «Норда»), перегнулся через него, чтобы не обходить, и «задействовал» кнопку на дубовой панели. Не успел капитан снова усесться в кресло, как появилась буфетчица, в кофточке, в брючках, в белом переднике.

– О! – Удовлетворённо воскликнул Герман Евгеньевич, и сам искренне удивлённый столь безотказным и быстрым действием кнопки. – Украинского борща, Кирилл Александрович, желаешь?

– Нет, нет, спасибо! – Запротестовал Одинцов. Ему представилось на миг, когда капитан сказал про буфет и нажал кнопку, что он находится на «Бэконе» и что сейчас может войти его бывшая жена.

– Ну, тогда принеси нам по порции второго, – Сказал капитан, и девушка исчезла.

Капитан взял большой селёдочный хвост, сунул его в рот и тут же вытащил голый хребет с синим хвостовым пером, широким, как у голубя-сизаря.

– Селёдка охотоморская? – Спросил Одинцов.

– Откуда ей взяться, охотоморской? Пятый год как закрыли, тебе ли не знать, дорогой? – Жуя и глотая, проговорил капитан. – Оттуда, – он мотнул головой через плечо, – с Берингова. В прилове попадается изредка, вот и посолили для себя. Нравится?

– Мне олюторская больше нравилась.

– Ну-у-у, ты тоже, Кирилл Александрович, вспомнил, ха-ха, доисторические времена.

– Да вот забыть не могу, – признался Одинцов. – Уж больно грубо тогда с ней…

– А-а, ну да, это было, чего сейчас скрывать! – Радостно согласился Герман Евгеньевич, для которого олюторская селёдка тоже была воспоминанием молодости, бурной и бесшабашной. – Шерстили мы её, аж пыль столбом!.. Году в 62-ом, помню… «Звёздная» флотилия тут разворачивалась… СРТ «Андромеда» – это мой пароход был, я на нём в штурманах ещё ходил… Помню, помню – тьма рыбы было! Поднимаешь трал – хвосты сквозь ячеи торчат… Когда рыба крупная, известно, они торчать не будут. Ну а сортировать её некому и некогда. Так что трал расшворишь, даже на борт не поднимаешь, снова возьмёшь на шворку – и пошёл по новой тралить.

Буфетчица принесла тарелки с дымящимся гуляшом, они механически её поблагодарили и, поглощённые одним воспоминанием, так по-разному заворожённые им, продолжали разговор.

– Я тебе расскажу сейчас, ой, со смеху помрёшь, – тряс головой Герман Евгеньевич, смеясь и подступаясь к гуляшу, – расскажу, как Витька Бугай стал передовиком… Он на «Денебе» капитаном был. Виктор Евстафьевич Бугаевский – звезда Олюторской экспедиции!

Одинцов, глубоко задумавшись, уставив взгляд на рдеющий конец сигареты, слушал и одновременно вспоминал ихтиолога. Вот если б не сидел тот на «Ломоносове» в обнимку со своим красным окунем, а прошёлся хотя бы разок-другой по «звёздной» флотилии тогда, четверть века назад, когда ещё можно было спасти олюторское стадо…

Капитан взялся за вилку, она почему-то выпрыгнула из руки, но он не дал ей упасть, прижал локтём, испачкав обшлаг красным соусом. Осмотрел с юмором локоть, взял салфетку, обтёр и, раздумав закусывать, продолжал:

– Сдавали мы рыбу в бухте Лаврова, вот тут, – он показал пальцем на раскрытый иллюминатор. – Ну, как делают обычно? Сдал и бежишь быстрей в район лова, к толпе пароходов, так? Та-ак. А Бугай на своём «Денебе» взял как-то раз и включил эхолот прямо на выходе из бухты. Ага, включил, глядь – косяк прописал. Ну, что долго думать – бах трал за борт, поднимает – полный. Он разворачивается – и по новой на сдачу. Ага, сдал, выходит, опять включил. О-па – опять косяк. Поднял его, развернулся, сдал. И таким вот манером, втихаря всех нас обставил, и намно-о-го обставил. Ну, тут все газеты, радио: герой, стахановец… Орден получил! Кажется, «Красное Знамя». О как!

– Ну а ни у кого из вас не шевельнулось вот тут, – Кирилл Александрович коснулся пальцами груди, – когда вы тралы расшворивали? Что ж мы, голуби, дескать, творим, что детям нашим оставим?

– Да что ты, Алексаныч! Рыбы как грязи было! Да её и сейчас… и детям, и внукам – всем хватит! Океан-батюшка во-о-н какой великий, – капитан повёл рукой от подволока через переборку до палубы, – так что не надо беспокоиться, дорогой то мой рыбинспектор.

– Надо, – коротко возразил Кирилл Александрович. – А то всё живем по заповеди: ломать – не строить, пахать – не сеять. Вот так вот!

– Во-во, эт верно. – Капитану уже явно хотелось спать. – Мы – пахари, пахари голубой целины, с нас какой спрос?

– Ну а насчёт рыбы-грязи могу вот это показать, – Кирилл Александрович вынул из внутреннего кармана пиджака большую записную книжку, достал листок и протянул через стол.

Герман Евгеньевич встряхнул кудрями, взял листок. Это была вырезка из журнала. Но уже сработала капитанская привычка – в каком бы ни был состоянии, днём ли, ночью, предельно внимательно читать любую бумагу, будь то радиограмма или что ещё. И он стал читать вслух, трезво, внятно, вникая в смысл: