Фея незабудок - Стася Холод Страница 9

Швейцар развернул абонемент, недоверчиво посмотрел на Доминика и неохотно пустил его в душный вестибюль, где толпились нарядные дети, вполне зрелые юноши и девушки, и даже один старичок, тоже решивший сдаться в плен Терпсихоре. По-видимому, Доминик еще не оправился от болезни. Почувствовав легкое головокружение, он примостился между шкафом и простенком, надеясь укрыться от мучительных взглядов и улыбок. Но не тут-то было: девочка, похожая на кокон из кружев и лент, немного пошепталась с сопровождавшей ее тощей, как богомол, особой, подошла к нему и спросила:

– Вы – новенький, правда ведь? А я здесь уже третий раз. Не окажете ли любезность быть моим партнером?

– Я к вашим услугам, мисс, – без особого рвения ответил Доминик.

– В таком случае, давайте познакомимся. Меня зовут мисс Шелли, а лучше просто Робин. Терпеть не могу условностей.

– Очень приятно, Доминик Ингрэм.

Открылись двери в зал. Девочка крепко взяла Доминика под руку и, показав кому-то язык, повела в царство хрустальных люстр и зеркал. Дамы и кавалеры встали друг напротив друга, причем, в конце шеренги образовался длинный хвост из одних девочек, которые завистливо косились на первые пары и строили сковородники. Заиграла музыка, и ловкий, щеголеватый француз стал показывать фигуры контрданса. Робин грациозно поворачивала шею, демонстрируя персиковый румянец и маленькие уши с мерцающими в них сережками. Она ожидала комплементов, но ее бестолковый партнер, похоже, не понимал, чего от него хотят. Наконец, терпение Робин лопнуло.

– Мой отец держит магазин колониальных товаров, – хвастливо сказала она, – а ваш?

– Велика важность, – усмехнулся Доминик, – мой мистер Стилпул – директор. Вот это я понимаю.

– Мистер Стилпул? Где я могла слышать это имя? Ах, да, один знакомый отца очень даже лестно о нем отзывался.

Доминик едва не вспылил: кто дал право каким-то там бакалейщикам как бы то ни было отзываться о его мистере Стилпуле?

– А кем вам приходится этот господин? – опередила его Робин.

Ответом ей стало лишь угрюмое молчание.

– На вас форма какой-то престижной школы, не так ли? – вопрос явно содержал шпильку.

– Что вы, – Доминик обезоруживающе улыбнулся, – всего лишь приюта на Гриттис-стрит. Как видите, вам не ради чего стараться.

Робин сочла нужным обиженно надуть губки:

– До чего же вы дерзкий, Доминик Ингрэм! Право, какое это имеет значение в танцах?

– Если бы не имело, вы бы не спрашивали, не так ли?

Робин совсем не хотела ссориться. Она быстро перевела разговор на противную мартовскую погоду, вполне сносную музыку и хореографические способности других учениц, которые лично она находила весьма посредственными. По окончании урока Доминик галантно вывел девочку из зала и передал с рук на руки компаньонке. Мисс Кларксон была старше своей подопечной всего на несколько лет, но уже хорошо знала цену заработанного шиллинга. Немалую лепту в эту науку внесла вредная, избалованная Робин. Доминик надел пальто, но уходить не торопился. Он стоял у окна и напряженно всматривался в студеный сумрак весеннего вечера. Где же Фиона? Вдруг она заплуталась? Робин же вообразила, что Доминик хочет ее проводить. Она долго любовалась своими атласными туфельками, небрежно разбросанными по паркету, и размышляла, стоит ли оказывать ему такую честь. У Доминика были густые волосы редкого орехового отлива и милые ямочки на щеках, а потому Робин решила, что, пожалуй, все-таки стоит. Она собралась уже его обрадовать, но он ни с того, ни с сего пулей вылетел на улицу.

– Куда? – непроизвольно вырвалось у Робин, и она побежала за Домиником, а за ней – мисс Кларксон с туфлями в руках.

Сквозь створки стеклянной двери Робин увидела отвратительную картину. На крыльце стояла девчонка-оборвашка с корзиной едва ли не больше ее самой, и Доминик говорил ей что-то, энергично жестикулируя, а потом забрал корзину, и они, взявшись за руки, вприпрыжку побежали к воротам. Красная от гнева, Робин ринулась на улицу, но мисс Кларксон поймала ее за подол. Раздался треск рвущейся материи.

– Что вы натворили! – закричала Робин, – Порвали мне платье, я все скажу матушке, – и она залилась слезами капризного ребенка, впервые не получившего желаемую игрушку.

– Пожалуйста, мисс Шелли, не здесь и не сейчас, – умоляла компаньонка.

Она заметила, как сладко улыбаются подруги и приятельницы Робин, и готова была провалиться от стыда сквозь землю:

– Дорогая мисс Шелли, поймите, слезами тут не поможешь!

Робин перестала реветь и пристально посмотрела на мисс Кларксон:

– Ни хотите ли вы этим сказать, что…

– Именно это, мисс Шелли, мы обсудим все в экипаже.

По дороге они о чем-то шушукались, потом из салона доносился веселый смех, а на подходе к крыльцу Робин примирительно сказала:

– Ну что же, мисс Кларксон, коли так, то я сама платье порвала. Оступилась, видите ли, когда поднималась по лестнице, а там видно будет.

* * *

В следующее воскресенье мисс Шелли и мисс Кларксон приехали раньше обычного. На Робин было ее лучшее фисташковое платье, слишком маркое для начала марта, но зато оно чертовски ей шло, оттеняя цветущий румянец. Барышни долго возились в дамской комнате. Компаньонка заправляла в завитые волосы (бедняжка всю ночь спала на крупных, неудобных папильотках) живую розу. Робин придирчиво рассматривала себя в зеркало, было видно, что она волнуется. Но напрасно: партнеры по танцам встретились вполне дружелюбно, и она, расхрабрившись, сама начала светский разговор:

– Доминик, ведь я могу называть вас просто Доминик, не правда ли? Кто эта девочка, которая приходила к вам в прошлый раз? Приютская судомойка или прачка?

– Ни то и ни другое.

– Бедняжка, уж очень плохонькая на ней одежонка…

– Ваша намного лучше. Я правильно вас понял?

– Откуда вы это взяли? Мне и в голову не приходило сравнивать.

– Догадался, иначе с чего вдруг такая забота?

– Какой вы все-таки грубиян! С вами решительно ни о чем нельзя говорить.

Доминик пожал плечами: какой есть.

– Однако, вы не ответили на мой вопрос. Кто она такая?

– Фиона, Фея Незабудок.

– Ах, как романтично! А я, по-вашему, могу стать феей?

– Разумеется. Для того, кто вас полюбит.

Робин лукаво посмотрела ему в глаза, и Доминику сделалось неловко. Он перевел беседу на другую тему, никогда не бывшую у него больной, но в данном случае очень удобную – на уроки. Робин тоже восприняла ее с прохладцей, но все же это было лучше, чем молчание, когда на лице у Доминика появлялось отрешенно счастливое выражение и казалось, что он забывает про нее. После занятий она юркнула в уборную, пощипала себя за щеки для храбрости, покусала губы для пухлости, одним словом, приготовилась к решительным действиям. Увидев в окно Доминика, весело болтающего с маленькой цветочницей, Робин вышла, нет, выплыла, как пава, на крыльцо и окликнула его кокетливо-капризным голосом, сильно растягивая слоги: