Сто голосов - Скотт Макконнелл Страница 89

Мы вернулись в Техас. Анна родилась на следующий день после того, как мы оказались дома. И мы дали ей имя Анна Рэнд Лайвли.

Вы сообщили об этом мисс Рэнд?

О да! Мы планировали, если родится девочка, назвать ее Анной, однако не подумали о втором имени. Деллу, свеженькую из родильной и не вполне еще пришедшую в себя, спросили о том, какое имя дать ребенку. Мою мать звали Джинни, таким же было второе имя у Деллы, и она сказала регистратору родильного отделения: «Анна Джинни». Но когда свидетельство о рождении выписали, я сказал: «Так нельзя. Надо назвать ее в честь мисс Рэнд». Мысль эта настолько досаждала нам, что мы наняли адвоката, он оформил все необходимые бумаги, и я официально изменил ее имя.

Случилось так, что мы пришли в суд для получения соответствующего документа как раз в день десятой годовщины со дня выхода в свет романа Атлант расправил плечи. Поэтому я отослал мисс Рэнд письмо, кажется, вместе с копией документа: Поздравляю с десятым днем рождения Атланта. Я тоже отметил этот день тем, что изменил имя своей дочери на Анна Рэнд. Так что одним из подлинных сокровищ моей дочери является юбилейный комплект Атланта в особом переплете и коробке, подписанный мисс Рэнд. Сразу после этого я написал мисс Рэнд, попросив, чтобы она надписала на одной из книг: «Анне». Я послал ей денег, однако она так и не обналичила этот чек, и написала небольшое посвящение на первой странице со своими инициалами.

Мисс Рэнд что-либо говорила вам о том, что вы дали своей дочери такое имя?

O да. Ей было очень приятно. Потом в 1978 году, когда Анне должно было вот-вот исполниться двенадцать лет, я повез ее к мисс Рэнд. Мы встретились с ней и ее мужем, долго сидели и разговаривали.

Сперва я, конечно, позвонил мисс Рэнд, чтобы узнать, можно ли ее посетить и привести с собой Анну. Мисс Рэнд ответила мне, что очень и очень занята; это было как раз в то время, когда она писала сценарий мини-сериала по роману Атлант расправил плечи для NBC ^[211]. Еще она сказала, что я должен поклясться, что сохраню эту информацию в тайне, чтобы продюсер мог дать свой анонс: «Я не должна никому рассказывать об этом, но должна признаться вам в том, что одна из причин моей занятости и отсутствия свободного времени — то, что работаю над этим сценарием, однако все-таки должна выделить время на встречу с вами и вашей дочерью, поскольку в конце концов являюсь ее крестной». Я ответил: «Если простите украденную концепцию». И она ответила: «Концепция эта вовсе неплоха, и раз мы можем воспользоваться ею какое-то время, то сделаем это».

То есть это она сама первой назвала Анну своей «крестницей»?

О да, так она мне сказала.

Лайвли: Анна, что ты помнишь об этом визите?

Анна Лайвли: У меня осталось путаное воспоминание, но если бы мисс Рэнд не была такой милой, ее можно было даже испугаться: такой могущественной она казалась. Тем не менее эта крохотная женщина напоминала скорее чью-нибудь бабушку, только очень строгую и удивительную. Она держалась так тепло и мило, но ее глаза забыть невозможно, потому что от них невозможно было отвести взгляд. Ее словно окружало сияние, и даже в таком юном возрасте я была очарована. И я чувствовала себя в ее обществе совершенно непринужденно; она не заставляла меня нервничать, потому что она была такой дружелюбной, такой любящей и милой. Я чувствовала, что оказалась в обществе наделенного подлинным величием человека. Встречаясь с другими знаменитыми людьми, я не испытывала ничего подобного. Это была настоящая сила.

Скотт Макконнелл: О чем же вы говорили?

Забавно. Единственное, что я по-настоящему запомнила, это то, что я сказала ей, что ненавижу алгебру, что в ней нет никакого смысла, и она сразу начала рассказывать мне об алгебре и о том, зачем она нужна нам. Так что к тому времени, когда мы уходили от нее, я уже была уверена в том, что алгебра — величайшая вещь на всем белом свете. Не помню, что именно она мне сказала, но помню, что думала сама: лучшего объяснения я никогда не слыхала. Теперь я поняла, зачем нам нужна эта наука.

Эрл Лайвли: Анна, ты помнишь, как она спросила тебя о том, кем ты хочешь стать, хотя еще и маловата, чтобы по-настоящему понимать это? Анна тогда только что посетила крупную выставку сокровищ фараона Тутанхамона.

Анна Лайвли: Я сказала, что хочу стать археологом. A она сказала: и ездить по всем этим жутким странам?

Эрл Лайвли: Тогда Анна сказала, что подумывает об археологии, но мисс Рэнд скривилась, как от лимона, и сказала: но, Анна, тогда тебе придется жить и работать в этих жутких странах… Ты сразу поняла, что Айн Рэнд не представитель «третьего мира». A мне в это время пришло в голову, что никто не любил эту страну, саму ее идею так, как любила она. Для нее наша страна была самой важной, она считала ее самым важным историческим фактом.

Анна Лайвли: Она оказалась очень и очень дружелюбной, очень душевной, и как сказал папа, не такой, какой ее представляли люди.

Эрл Лайвли: Я знаю, что она недолюбливала Рональда Рейгана. Она называла его соглашателем, однако в 1976 году я организовал общество «Пилоты за Рейгана»; я составил список всех летчиков Соединенных Штатов, мы раздавали значки с крыльями и поддерживали первичную кампанию Рейгана против Форда. Я спросил мисс Рэнд: «Как нам отнестись к кандидату на выборах 1980 года? Я знаю, что вы не любите Рональда Рейгана, потому что он — соглашатель. Я в точности знаю, почему вы так сказали, однако не вижу никого лучше». Она тут же упомянула Уильяма Саймона, возможно, лучшего среди кандидатов. И сказала, что он, возможно, был бы лучшим среди кандидатов, однако он свихнулся на католической религиозности и протаскивает ее в политику. Она сказала еще, что Алан Гринспен одобряет Рейгана и добавила: «Это хорошо, однако я никогда не смогу поддержать его». Я спросил ее о причинах подобного отношения, и она вспомнила его компромиссы во время борьбы с красными в Голливуде.

И на какие же компромиссы он пошел в Голливуде?

Она пояснила, что вместе с крупными шишками, руководством студий, намеревалась изгнать коммунистов из отрасли, они твердо стояли на своем и намеревались победить сторонников красных, и тут другая группа, которую возглавлял Рейган, начала вырабатывать компромисс между обеими сторонами, и эта группа помешала антикоммунистам изгнать красных. Я сказал: «Это ужасно», и она сказала: «Но это еще не самое плохое». Я спросил: «Что может быть хуже?» И она ответила: «Группа Рейгана называла себя „крайними средними“». Я ответил: «Ну это вообще один из самых презренных поступков, о которых мне доводилось слышать!» И никогда больше не голосовал за Рейгана — ни в 1980, ни в 1984 году.

Что еще интересного можете вы рассказать нам о мисс Рэнд?

Я спросил ее мнение об Александре Солженицыне, потому что заметил, как он постоянно поливает грязью Соединенные Штаты, в основном, потому что мы недостаточно религиозны. То есть страна наша нехороша ему уже потому, что не страдает от религиозного наваждения. Я сказал, что заметил это в недавно произнесенной им в ООН речи, где он, как обычно, осуждал американское общество. На это мисс Рэнд сказала мне, что получила в ООН оригинальный русский текст его речи и перевела сама, так что никаких неясностей остаться уже не могло, и что переводчик смягчил его формулировки.