Пастернак в жизни - Анна Сергеева-Клятис Страница 86

(Афиногенов А.Н. Из дневника 1937 г. // Пастернак Б.Л. ПСС. Т. 11. С. 268)

* * *

29 августа 1936 г. 25 августа состоялось заседание президиума ССП, на котором обсуждался приговор Верховного Суда над троцкистско-зиновьевским центром. Из беспартийных на нем выступали В. Инбер, Леонов, Ромашов, Погодин, Луговской, Олеша и Тренев.

В. Инбер признала свое выступление на митинге плохим, сказала, что она является родственницей Троцкого и потому должна была особенно решительно выступить с требованием расстрела контрреволюционных убийц.

Остальные писатели единодушно выразили свое одобрение приговору Верховного Суда.

Следует, однако, отметить как плохое выступление Олеши; он защищал Пастернака, фактически не подписавшего требование о расстреле контрреволюционных террористов, говоря, что Пастернак является вполне советским человеком, но что подписать смертный приговор своей рукой он не может.

Зам. зав. отделом культпросветработы ЦК ВКП(б) А. Ангаров

Зав. сектором литературы В. Кирпотин

(Из докладной записки отдела культурно-просветительской работы ЦК ВКП(б) секретарям ЦК ВКП(б) об обсуждении писателями приговора по делу так называемого Троцкистко-зиновьевского центра // Власть и художественная интеллигенция. С. 318–321)

* * *

Мне трудно выступать. Что сказать? Можно сказать так, что потом опять начнется плохое. Меня будут ругать. Не поймут. И опять на такое долгое время я перестану работать. Жена упрекает меня в мягкотелости. Но что мне делать? Кому нужно мое слово, я бы мог рассказать о встрече с Пятаковым, Радеком, Сокольниковым у Луначарского. Они упрекали меня в мягкотелости, в нерешительности, в отсталости от жизни, в неумении перестроиться. Они слегка презирали меня. А я невзлюбил их за штампы в мыслях и разговоре.

(Афиногенов А.Н. Из дневника 1937 г. // Пастернак Б.Л. ПСС. Т. 11. С. 261)

* * *

Позже, во второй половине января 1937 г., когда снята была подпись Бухарина как ответственного редактора «Известий» и когда по ходу процесса Радека – Пятакова и других стало ясно, что дела Н.И. [Бухарина. – А.С.-К.] плохи, Борис Леонидович вновь прислал Н.И. коротенькое письмо, как ни странно – незадержанное. Он написал: «Никакие силы не заставят меня поверить в ваше предательство». Он также выражал недоумение по поводу происходящих в стране событий. Получив такое письмо, Н.И. был потрясен мужеством Б.Л. Пастернака, но чрезвычайно озабочен его дальнейшей судьбой.

(Ларина (Бухарина) А.М. Незабываемое. М., 2003. С. 360)

* * *

Вчера, вернувшись домой, нашел 1-й экземпляр [ «Второго рождения». – Примеч. авт. – сост.] из издательства и в ужас пришел. Открывающая сборник вещь «Волны» оказалась посвященной – Бухарину! Весной стали выходить «Известия» под его редакцией. Я в таком восхищеньи был от нового вида газеты, что все хотел это Бухарину выразить. В то время я «Вт. Рожд.» к изданью подписывал. Тогда я сгоряча надписал ему вещь, никакого отношенья к нему не имеющую, страшно личную!! И об этом забыл!!! Вот какие иногда делаешь глупости.

(Б.Л. Пастернак – Р.Н. Ломоносовой, 23 октября 1934 г.)

* * *

Как мы вскоре узнали, Бухарин находился под домашним арестом. Пока шло следствие, «Известия» цинично подписывались именем приговоренного к смерти [249].

(Фрейденберг О.М. [Воспоминания] // Пастернак Б.Л. Пожизненная привязанность: переписка с О.М. Фрейденберг. С. 208)

* * *

Вредительские попытки врага партии и народа, правого отщепенца Бухарина в его книге «Этюды» и на Первом всесоюзном съезде писателей принизить и зачеркнуть творчество Маяковского и выдвинуть за счет него творчество Пастернака и Сельвинского – биты. Советская поэзия развивалась и будет развиваться в русле большевистских политических идей, реалистического метода и широкой народной формы. Драться за этот ее путь со всеми явными и скрытыми врагами социалистического искусства – почетное право и первейшая обязанность советской литературной критики.

(Тарасенков А.К. Письмо в редакцию // Знамя. 1937. № 6. С. 285)

* * *

Достраивались эти писательские дачи, которые доставались отнюдь не даром: надо было решить, брать ли ее, ездить следить за ее достройкой, изворачиваться, доставать деньги. В те же месяцы денежно и принципиально решался вопрос о новой городской квартире, подходило к концу возведенье дома, начиналось распределение квартир.

Все эти перспективы так очевидно выходят из рамок моего бюджета и настолько (раза в три) превышают мои потребности, что во всякое время я бы отказался от всего или, по крайней мере, от половины и сберег бы время, силы и душевный покой, не говоря о деньгах. Но на этот раз, по-видимому, серьезно собираются возвращаться наши. Папе обещают квартиру, но из этого обещанья ничего не выходит и не выйдет. Надо их иметь в виду в планировке собственных возможностей.

Я страшно хочу жить с ними, как хотел бы, чтобы ты приехала ко мне, т. е. хочу этого для себя, как радости, но совсем не знаю, лучшее ли бы это было из того, что они могли бы сделать, для них самих [250].

(Б.Л. Пастернак – О.М. Фрейденберг, 1 октября 1936 г.)

* * *

Ваше существованье придало бы смысл целому ряду материальных облегчений, которые предвидятся у меня и пока осмыслены недостаточно. По-видимому, я с этого лета получу под Москвой отдельную дачу в писательском поселке, а осенью (в обмен на Волхонку) – и квартиру. Я об этом раньше не заговаривал потому, что все последние четыре года провел в обещаньях такого рода и ни во что не верю. Но именно в согласии с этой душевной тенденцией я и твержу все время: переезжайте. А там увидим, вместе увидим.

(Б.Л. Пастернак – родителям, 1 мая 1936 г.)

* * *

Тетя, напишите папе и маме. Как поймут они меня, если я, сын, стану их отговаривать. Ни разу я в этом отношеньи им ничего не рекомендовал. Вот границы, в которых, не расходясь с правдою, я звал их и продолжаю звать в последнее время: я пишу им, что их приезд был бы счастьем для меня и что я всегда готов разделить с ними ту жизнь, в какой они меня застанут, и большей радости для себя не знаю. В глубине души я не верю в их приезд.

(Б.Л. Пастернак – А.О. Фрейденберг, 7 октября 1936 г.)

* * *

Около полутора месяцев у меня лежит папино письмо из Лондона (от 14-го X), рядом с ним – два неоконченных ответа. Главное, что требовало в нем ответа и что я мог сообщить и тогда уже, касается новой квартиры. Деньги я за нее внес, и она вам обеспечена.