Пастернак в жизни - Анна Сергеева-Клятис Страница 85

* * *

Затем наступили события, связанные с процессом троцкистов (Каменев – Зиновьев). По сведениям Ставского, Б.Л. вначале отказался подписать обращение Союза писателей с требованием о расстреле этих бандитов. Затем, под давлением, согласился не вычеркивать свою подпись из уже напечатанного списка. Выступая на активе «Знамени» 31 августа 1936 года, я резко критиковал Б.Л. за этот <отказ от подписи>. Очевидно, ему передал это присутствовавший на собрании Асмус. Когда после этого я приехал к Б.Л., холод в наших взаимоотношениях усилился.

(Тарасенков А.К. Пастернак. Черновые записи. 1934–1939 // Пастернак Б.Л. ПСС. Т. 11. С. 178)

* * *

Н<иколай> И<ванович> [241], если хотел и мог, должен был вам объяснить много из того, что за необозримостью не поддается описанью. Он замечательный, исторически незаурядный человек с… несправедливо сложившейся судьбою. Я его очень люблю. На него в последнее время нападали люди, не стоящие его мизинца… [242]Но всего этого не объяснить. Ваше знакомство с ним было для меня совершенной неожиданностью. Весь день я сегодня о нем думал.

(Б.Л. Пастернак – родителям, 6 марта 1936 г.)

* * *

Мой отец [Вс. Иванов. – Примеч. авт. – сост.] застал как-то Бухарина и Горького за оживленным разговором. Горький с воодушевлением объяснил ему, что они обсуждали план беспартийной газеты, которую будут издавать. Хотя этот план и не был реализован, в качестве редактора «Известий» Бухарин сделал много, чтобы к нему приблизиться: в газете среди других печатались Пастернак, молодой Заболоцкий.

(Иванов Вяч. Вс. Почему Сталин убил Горького? // Вопросы литературы. 1993. № 1. С. 110)

* * *

29/I 37

Лахути и я [243]. – Беседа в 4 ч. 15 м.

Я изложил кратко обстановку, процесс, отклики писателей, их внутренний долг… Народ, читательская масса ждет от писателей их слова; значение его…

Пастернак: Мои особенности, я мягок, что ли… Я не могу так, как все: все кричат, клянутся одинаково – и эти, пойманные, в том числе так же клялись… Дело, следовательно, не в формулах. В «Лит. газете» все одно и то же пишут о процессе: псы, к стенке и пр… Дело глубже, что ли…

У меня были беседы, встречи с Бухариным, Радеком. У гроба Маяковского Бухарин как-то близко, хорошо подошел ко мне… [244]Я не хочу говорить: если Бухарин сказал «2 × 2 = 4», – я не могу спешно отрекаться: 2 × 2 = 5. Но я не дружил, не бывал у него… – А Радеку я как-то сказал перед его высылкой (1928): «Я преклонялся перед революционерами, их ореол… А вот перед вами, – как-то нет, не чувствую…»

(Довольно активно)… В жизни я в общем тверд, но я не человек действия, быстрой реакции… Я все продумываю… Вот говорил о процессе с женой, сыном… Эти люди (Пятаков и др.) нас обманули, ощущение лжи, околпаченности…

– У нас есть органы, которые ведают всеми делами и осведомлением, – и их дело разбирать все конкретно… (Намек, что ССП не может вникать в личн<ые> полит<итические> дела Пастернака.)

(Я сильно, активно возражал Пастернаку: дело не в индивидуальных свойствах и т. п., – а в необходимости граждански выступить, ясно.)

Пастернак уступал… Говорил о трагизме времени, – о своих личных чувствах к Сталину (письмо после смерти Алиллуевой [245]), о его исторической роли, моральной ответственности за людей… «Мы горим как факел, и если даже сгорим, – на века осветим путь человечеству…» [246]

– Я пишу прозу. Болел, было трудно, сейчас вникать в ужас процесса страшно, я на год опять буду выбит из работы [247]. – Мне рассказывали о процессе, о Президиуме ССП (25.I) – Сельвинский, Пильняк, – но все скользило мимо как-то… – Я какой был, такой и останусь – и это скажу везде…

– Мои впечатления – Пастернак вновь и вновь упорствует, уходит в сторону, недоговаривает… Легко берет назад ряд своих слов… В письме писал: (27. I) [248]: «братоубийственная борьба…» «Ну, не братоубийственная…».

(Вишневский Вс. О беседе с Пастернаком [по поручению партийной группы ССП] // Пастернаковский сборник. Вып. 1. С. 456–457)

* * *

15 ноября 1937 г. Пастернаку тяжело – у него постоянные ссоры с женой. Жена гонит его на собрания, она говорит, что Пастернак не думает о детях, о том, что такое его замкнутое поведение вызывает подозрения, что его непременно арестуют, если он и дальше будет отсиживаться. Он слушает ее, обыкновенно очень кротко, потом начинает говорить: он говорит, что самое трудное в аресте его для него – это они, оставшиеся здесь. Ибо им ничего не известно и они находятся среди нормальных граждан, а он будет среди таких же арестованных, значит, как равный, и он будет все о себе знать… Но он, даже несмотря на это, не может ходить на собрания только затем, чтобы сидеть на них. Он не может изображать из себя общественника, это было бы фальшиво…