История Египта c древнейших времен до персидского завоевания - Джеймс Брэстед Страница 82

Ты в моем сердце, Нет никого иного, кто знал бы тебя, Исключая твоего сына Эхнатона. Ты посвятил его в свои замыслы И в свое могущество. Мир в твоей руке Таким, как ты создал их (людей). Когда ты всходишь, они живут; Когда ты заходишь, они умирают, Ибо ты длительность, превыше своих членов; Тобою живы люди, И их глаза смотрят на твою красоту, Пока ты не зайдешь. Всякий труд откладывается прочь, Когда ты зайдешь на западе; Когда ты поднимаешься, их заставляют произрастать… для царя. С тех пор, как ты утвердил землю. Ты воздвиг их для своего сына, Происшедшего от твоих чресл. Царя, живущего по истине, Владыки Обеих Стран, Нефер-хепру-Ра, Уан-Ра, Сына Ра, живущего по истине, владыки венцов, Эхнатона, чья жизнь продолжительна; И для великой царской супруги, возлюбленной им, Госпожи Обеих Стран, Нефер-нефру-Атон, Нефертити. Живущей и процветающей вовеки веков.

В этом гимне универсализм империи находит свое полное выражение, царственный певец переводит свой взор от отдаленных порогов нубийского Нила до крайних стран Сирии. Подобные идеи мы не привыкли приписывать людям, жившим около четырнадцати столетий до н. э. Новый дух повеял над омертвелым традиционализмом Египта. Читая впервые эти строки, невольно проникаешься удивлением перед молодым царем, в чьей душе возникли в подобный век такие мысли. Он постиг идею мирового владыки, как творца природы, в которой царь видел обнаружение благих замыслов творца в отношении ко всем своим творениям, даже самым ничтожным; птицы, порхавшие в светло-зеленых нильских болотах, казалось ему, поднимали крылья в знак поклонения перед своим создателем; и даже рыба в реке прыгала, славословя бога. Его голос заставляет распускаться цветы, питает цыпленка и вызывает мощный разлив Нила. Молодой царь называл Атона «отцом и матерью всего сотворенного им», и доброта этого Отца всего сущего, которую он до некоторой степени сумел прозреть, заставляет нас вспомнить о Том, кто призывал взглянуть на полевые лилии. Вселенский промысел Бога, по мнению Эхнатона, выражался в его отеческой заботе, равной для всех, независимо от расы или национальности. Царь указывал гордым и самодовлеющим египтянам на всеобъемлющую доброту Отца всего человечества и, перечисляя страны, даже поместил Сирию и Нубию впереди Египта. Эта сторона ума Эхнатона в особенности замечательна. Он первый пророк в истории. В то время как обычно государственный бог был для фараонов торжествующим покорителем, сокрушающим народы и влекущим их, обремененных данью, впереди колесниц фараона, Эхнатон увидел в нем благого Отца всех людей. Впервые в истории испытующий взор проник в великую вселенскую истину. С другой стороны, движение в целом было возвращением к природе, как следствие свободного признания проявленных в ней красоты и блага, соединенного с сознанием разлитой в ней всюду тайны. Мистический элемент, присущий такой религии, ясно выражен в следующих строках гимна: