Солдат до последнего дня. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947 - Альбрехт Кессельринг Страница 81

Со времени заговора прошло немало лет, которые для нашего народа были годами страданий. Однако до сих пор продолжаются оживленные споры по поводу этого события. Одни считают людьми чести заговорщиков, другие – тех, кто отказался участвовать в заговоре. Предатели они или нет, я слишком уважаю его участников, которых, за редким исключением, лично знал или знаю, чтобы сомневаться в том, что они руководствовались самыми благородными побуждениями.

ОСЕНЬ 1944 ГОДА

При том что наша группа армий достаточно успешно использовала сдерживающую стратегию там, где противник шел на прорыв особенно рьяно, – в районах, примыкающих к Флоренции, и на Адриатике (я имею в виду период до середины августа), ее усилия сберечь дивизии для битвы в Апеннинах оказались безуспешными; высвобождать их для этой цели удавалось лишь в исключительных случаях.

Я придерживался той точки зрения, что после двух высадок противника на севере и на юге Франции, которые могли повлиять на ход всей войны, отвод находящихся под моим командованием войск с театра военных действий, отныне имевшего второстепенное значение, был неизбежным. Происшедшее недавно ухудшение ситуации на обоих основных театрах военных действий – на востоке и на западе – и напряженность, существовавшая на нашем Южном фронте, означали, что командованию потребуется изрядная уверенность в себе для того, чтобы вдохновить войска и дать им возможность проявить свое мужество. В этой критической ситуации приказы, смысл которых сводился к выведению тех или иных частей из боя с целью сберечь их для будущих сражений, вызывали у солдат впечатление, будто их командование действует наобум, без определенного плана.

В августе я еще раз проверил, как идет строительство укреплений на нашей линии обороны в горах, и остался удовлетворен проделанной работой. Больше всего в выполнении фортификационной программы удалось продвинуться на участке между Этрусскими Апеннинами и Адриатикой, где чувствовалось влияние Гейдриха. Благодаря этому я, предвидя, что возможный удар противника на левом фланге наверняка будет очень сильным, испытывал перед лицом этой опасности определенную уверенность. Все зависело от того, сможем ли мы вовремя перебросить к месту действия дивизии, которые должны были участвовать в предстоящей великой битве.

Мы в штабе группы армий придавали большое значение согласованию наших взглядов и оценок со взглядами командования Западного фронта на случай вторжения со стороны Генуэзского залива. Я попросил Верховное командование вермахта выработать общую стратегию для войск, действующих на стыке двух театров военных действий, но наверху вместо того, чтобы издать соответствующую директиву, мешкали и теряли время. Мы с Грациани были информированы о состоянии береговых укреплений, а также о силах и средствах 19-й армии на юге Франции, но совершенно не представляли себе, что она будет делать в случае высадки противника. Обладая большим опытом по части противодействия десантным операциям, я очень сильно сомневался в том, что 19-я армия сможет отразить удар, если он будет нанесен на ее участке. Береговая оборона не была организована соответствующим образом, а войска не обладали опытом участия в серьезных боях – и при этом надо было еще учитывать, что противник располагал превосходством в воздухе. Было ясно, что в случае успешной высадки войск альянса 19-я армия будет оттеснена назад на Альпийский фронт и в дело придется вступить группе армий С. Я считал, что противник не станет предпринимать массированного наступления в Альпах, поскольку это противоречило бы стратегической идее высадки на юге Франции. Но это означало, что нам тем более следует ожидать, что войска альянса попытаются закрепиться на итальянском фланге и, возможно, именно оттуда начнут наступление.

Эта оценка ситуации оказалась верной. Но когда вторжение противника началось, а Верховное командование вермахта, вероятно слишком оптимистично оценивая обстановку, так и не издало соответствующей директивы, я, поскольку связь с 19-й армией отсутствовала, предпринял все возможное для того, чтобы связаться с частями, расположенными на ее фланге, и со 157-й горнострелковой дивизией, рассеянной в горах. Нам удалось наладить контакт с 48-й пехотной дивизией, дислоцированной на побережье, и с этого момента она вошла в состав группы армий под командованием Грациани. В то же время с помощью разведывательных вылазок нам удалось наладить связь лишь с отдельными частями и подразделениями 157-й горнострелковой дивизии. Я счел, что решающим для проведения последующих операций в северо-западной части Италии является обладание горным перевалом в Альпах, представлявшим собой естественный рубеж. Захват этой доминирующей позиции войсками альянса позволил бы им, собрав мощный кулак, внезапным ударом проникнуть на возвышенную часть итальянской равнины. Это означало бы, что части противника соединятся с партизанскими отрядами, действовавшими в районе Турина – Милана, и прорвут наши позиции на Лигурийском побережье, что, в свою очередь, если заглядывать далеко вперед, вполне могло привести к окружению наших войск в долине реки По. При этом не имело значения, когда этот удар будет нанесен. Альпийский перевал следовало удерживать до начала зимы, когда помехой планам противника станут погодные условия.

Все эти соображения заставили меня бросить в бой 90-ю панцер-гренадерскую дивизию, чтобы подкрепить положение в Альпах и вывести из затруднительной ситуации остававшиеся там подразделения 157-й горнострелковой дивизии. Даже если бы я предложил использовать 90-ю панцер-гренадерскую дивизию в течение короткого периода времени, а затем как можно скорее заменить ее горнострелковыми частями, это все равно означало, что мне пришлось бы временно задействовать имевшиеся в моем распоряжении резервы.

Теоретически с начала августа моя группа армий была готова к перегруппировке сил противника на Апеннинском фронте. Однако, когда август перевалил за середину, стало совершенно ясно, что британская 8-я армия готовится к решающему наступлению на Адриатическом фронте с целью охвата и окружения наших войск. Хотя мы не знали, где и когда наступление будет начато, необходимо было сделать все возможное для того, чтобы завершить наши приготовления к его отражению. Как я уже отмечал, нами предпринимались большие усилия для создания необходимых резервов, но из-за постоянного вмешательства Верховного командования вермахта эти резервы таяли, словно снег на солнце в весеннее время.

Главный удар противника пришелся на 71-ю пехотную дивизию и был нанесен в тот момент, когда ее выводили с передовой в тыл. Это случилось ночью с 25 на 26 августа. Британским войскам удалось добиться эффекта внезапности. 26-я танковая дивизия прибыла на место слишком поздно и вступила в бой неудачно, что повлияло на положение на всем фронте. В ночь с 30 на 31 августа нам пришлось сдать первый рубеж «Зеленой линии», за которым на всей глубине Адриатического сектора не было равноценного второго рубежа.

Чтобы высвободить свежие части для Адриатического фронта, уже давно проводилась перегруппировка сил в Западных Альпах, вдоль побережья Генуэзского залива и по всей ширине Апеннин. Большие расстояния, превосходство альянса в воздухе и определенная нерасторопность в работе штабов в сочетании с вполне оправданными задержками, связанными с действиями противника, привели к тому, что передвижения наших войск оказались замедленными. Однако в начале сентября фронт в Западных Альпах и в Лигурии был укреплен, и началось насыщение войсками находившегося под особенно сильной угрозой левого фланга 14-й армии к северу от Флоренции – перед «Зеленой линией», но на большом удалении от нее. Левый фланг 10-й армии на Адриатическом побережье также был укреплен благодаря своевременному прибытию туда обладавших значительным боевым опытом 29-й и 90-й панцер-гренадерских дивизий и вновь переформированной 98-й пехотной дивизии. Я надеялся, что с этими силами мне удастся задержать наступление противника. Мои надежды оправдались: после боев, состоявшихся 17, 21 и 29 сентября, на фронте в районе Римини наступило затишье.