История войны 1813 года за независимость Германии - Модест Богданович Страница 81

Между тем, в Пруссии последовали весьма важные события: отложение корпуса Йорка, самостоятельное восстание Восточной Пруссии, без всякого участия и даже без ведома правительства, вызов граждан к общему вооружению, – обнаружили силу народного элемента, более ужасного для Австрии, нежели преобладание Наполеона. Воззвание князя Кутузова от 13 (25) марта, из Калиша, показывало намерения союзников – вовлечь всю Германию в предпринятую ими борьбу и воздвигнуть вновь Германский союз с содействием народа. Владетельные князья, упорствующие в преданности врагу общему, долженствовали потерять свои земли. Все это до такой степени устрашило австрийских аристократов, что они готовы были опять склониться на сторону Франции. Патриотические усилия жителей Пруссии превратились, под пером Меттерниха и агентов его, в якобинские попытки, расторгавшие священную связь между государями и подданными их¹³. Штейн, Блюхер, Йорк, мужи, заслужившие уважение современников и потомства, считались якобинцами! В то время, когда северные германцы на полях сражений при Люцене и Бауцене умирали смертью храбрых, их увлечение осмеивалось, с разрешения цензуры, во всех венских театрах¹⁴. Но народ не сочувствовал этим постыдным внушениям, и потому австрийское правительство, опасаясь быть в совершенном разладе со своими подданными и не ожидая от Наполеона никаких уступок, продолжало свои сношения с обеими воюющими сторонами. По мере успеха вооружений Австрии изменялся тон ее дипломатии.

Князь Шварценберг, прибыв в Париж 1 (13) апреля и получив на следующий день аудиенцию Наполеона, накануне отбытия его в армию, был принят в качестве командира австрийского контингента. «Я уезжаю, – сказал Наполеон, – и пошлю через неделю приказание генералу Фримону возобновить действия. В первых числах мая я буду сам с 300 000 человек на правой стороне Эльбы. Австрия могла бы усилить армию в Галиции [Краковскую армию] (armée de Cracovie) до 150 000 человек, собрав 30– или 40-тысячный корпус в Богемии, и мы сделали бы общее наступление против русских. Действуя таким образом, мы успокоили бы Европу». Шварценберг отвечал, что, без всякого сомнения, генерал Фримон исполнит приказание, полученное от начальника штаба французской армии. Но через несколько дней, 10 (22) апреля, он прислал французскому министру иностранных дел ноту, в которой объявил, что для достижения мира его правительству не оставалось ничего более, как вооруженное посредничество, и что приближение действий к пределам империи не позволяет его государю, в случае продолжения войны, ограничить свое участие вспомогательным корпусом. А потому условия трактата 14 марта 1812 года неприменимы к настоящему положению дел, но дружественные отношения Австрии к французскому правительству остаются неизменны¹⁵. Когда же граф Нарбонн прислал Меттерниху ноту, в которой требовал, чтобы во исполнение трактата 1812 года австрийский вспомогательный корпус оставался в распоряжении императора французов¹⁶, Меттерних, объяснив несвоевременность участия Австрии в войне в качестве вспомогательной державы, заметил, что развитие вооруженных сил ее совершенно согласно с видами французского правительства, изъявленными самим графом Нарбонном 7 апреля¹⁷.

Таким образом, австрийское правительство поставило себя в положение самостоятельное, независимое от Франции. Не довольствуясь тем, Меттерних старался выказать германским дворам вооруженное посредничество Австрии в виде великодушного подвига, предпринятого в защиту общего отечества, и успел достигнуть своей цели в отношении к королю саксонскому. Отступление французской армии заставило Фридриха-Августа (как уже было объяснено) искать убежище сперва в Плауэне, а потом в Регенсбурге. Там утвердил он конвенцию, подписанную в Вене 27 марта (8 апреля), на основании которой условлено, чтобы отряды Габленца и князя Понятовского, очистив Варшавское герцогство, прошли через Галицию, Моравию и Богемию, и чтобы все офицеры, унтер-офицеры и чиновники, состоящие при сих войсках, сохранили свое оружие; огнестрельное же оружие рядовых, со вступления их в пределы австрийских владений до выхода оттуда, долженствовало следовать на повозках за войсками. Наполеон был чрезвычайно недоволен этим условием, и в особенности тем, что французскому батальону, состоявшему при корпусе Шварценберга, надлежало пройти также без оружия через австрийские владения¹⁸. На основании другой конвенции король Фридрих-Август обязался не впускать войск никакой из воюющих держав в Торгау и Кенигштейн (единственные крепости, занятые саксонскими гарнизонами) без согласия австрийского императора. Вслед за тем король Саксонский с находившимися при нем гвардейскими гренадерами и кирасирской бригадой отправился в Прагу, что ставило его в совершенную зависимость от Австрии. Когда же Наполеон, после сражения при Люцене, заняв Дрезден, заставил короля возвратиться туда, Фридрих-Август передал ему всю свою переписку с венским кабинетом, не оставлявшую сомнения в двуличии австрийского правительства; а перехваченные депеши русского посланника в Вене, графа Штакельберга, к графу Нессельроде еще более убедили Наполеона, что надежды его на благорасположение императора Франца были напрасны¹⁹.

Следствием того было совершенное охлаждение Наполеона к Австрии: в депеше герцога Виченцского к графу Нарбонну, им продиктованной, находим: «Венский кабинет заблуждается. Г-н Меттерних напрасно считает интригу политикой, потому что политика ведет к определенной цели, а интрига вовлекает в противоречащие действия, не имеющие постоянной цели. Такими кажутся Его Величеству поступки венского кабинета. Он хитрит, и все его происки обращаются во вред ему самому, между тем как действуя прямо и соображая свои требования с собственными силами и средствами, он достиг бы исполнения своих видов. И без особенной предусмотрительности легко постигнуть, что эти пронырства надоедят столько же императору Александру, сколько императору Наполеону, и могут побудить сих государей к прямому соглашению между собой»²⁰. В другой депеше к графу Нарбонну Наполеон требует, чтобы он домогался присоединения к французской армии корпуса Понятовского и батальона, состоявшего при австрийских войсках. «Французскому батальону приказано прибыть в Цитау, – пишет Коленкур. – Для императора лучше, чтобы он сражался против австрийцев и был ими захвачен в плен, нежели видеть его блуждающим». Затем Наполеон исчисляет свои вооруженные силы, упоминает снова о двусмысленных сношениях Меттерниха с неприятелями Франции и говорит о желании своем сохранить дружественные сношения с австрийским Домом, если только это не сделается невозможным. В случае же разрыва Наполеон угрожал соглашением с русским правительством. «Миссия в русскую Главную квартиру разделит мир на две части», – писал герцог Виченцский Нарбонну²¹.

Последствия сражения при Люцене оказали влияние на политику венского кабинета. 14 (26) апреля, когда еще невозможно было предвидеть их, Шварценберг объявил в Париже министру Маре, что его государь уведомит вскоре императора Наполеона о решительной мере, которую он намерен принять для побуждения союзных держав к окончательному объяснению их намерений. В письме же к Наполеону, доставленном ему 4 (16) мая графом Бубной, император Франц уведомил своего зятя об отправке графа Стадиона в главную квартиру российско-прусской армии. «Для этого, – писал император Франц, – я выждал давно уже мной предвиденную минуту, когда первое сражение умерит многие увлечения и рассеет многие несбыточные мечты. Настало тому время, и Вашему Величеству предлежит завидный удел даровать в заключение блистательных действий спокойствие миру… Ежели признаете за благо поддержать мои усилия умеренностью, которая прославит вас и упрочит счастливейшую будущность В[ашему] И[мператорскому] Величеству, утвердив на непоколебимом основании вашу династию, столь тесно связанную с моей, я сочту себя благополучным, приняв участие в таком полезном деле»²². Несмотря на родственный тон этого письма, Наполеон был недоволен выбором графа Стадиона, отъявленного его неприятеля, для переговоров с враждебными ему государями. Не менее того счел он для себя оскорбительным намек о необходимости упрочить господство своей династии. В ответе императору Францу он, изъявляя чувства преданности своему тестю, выказывал обычную непреклонность. «Полагаясь совершенно на Ваше Величество в деле моей чести, которую ценю выше владычества, выше жизни, я твердо решился со всеми великодушными людьми Франции скорее умереть с оружием в руках, нежели принять унизительные условия»²³, – так писал он, справедливо сомневаясь в благорасположении Австрии; но, чем менее он полагался на содействие императора Франца его видам, тем более ему следовало быть уступчивым и удовлетворить требованиям венского кабинета, которые тогда, после одержанной им победы, не могли быть велики. Наполеон, вместо того, решаясь внезапно изменить свою политику, покушался войти в прямые сношения с императором Александром. Но герцог Виченцский, которому были поручены сии переговоры, не успел даже получить дозволение явиться в главную квартиру союзной армии. Впрочем, самые основания мира, начертанные Наполеоном, были таковы, что русский монарх, приняв их, явно нарушил бы обязательства, им принятые в отношении Пруссии, Швеции, Англии и Австрии²⁴. Предположенное Наполеоном размежевание Европы далеко не удовлетворяло видам России и Пруссии. 4 (16) мая граф Стадион получил от союзных дворов ноту, заключавшую в себе следующие условия.