История войны 1813 года за независимость Германии - Модест Богданович Страница 80

Важнейшим из всех событий, последовавших в течение перемирия, было присоединение Австрии к коалиции против Наполеона.

Еще до переправы через Березину, положившей предел существованию «Великой армии», австрийское правительство втайне склонялось на сторону, враждебную Франции. Из последующей дипломатической переписки оказывается, что император Франц советовал тогда королю Прусскому «не останавливать благородного увлечения, побудившего Пруссию приготовить средства к содействию усилиям российского императора на защиту независимости Европы»⁴. Уничтожение «Великой армии» нанесло окончательный удар вынужденному союзу Австрии с Наполеоном, и это выказалось в конце 1812 года из двусмысленных действий Шварценберга, которые можно объяснить не иначе, как предположив, что ему были даны секретные инструкции на случай разгрома наполеоновых полчищ, либо что он был посвящен в тайны австрийской политики, уже принявшей тогда новое направление. Многие из лиц императорского дома, вся аристократия и вообще народ сочувствовали России и Пруссии, но император Франц не решался вооружиться против своего зятя; причинами его колебания были опасение могущества Наполеона и неудовлетворительное состояние вооруженных сил и финансов Австрии; к тому же союзный трактат, заключенный в 1812 году, и родственная связь с Наполеоном препятствовали австрийскому императору изменить вдруг политическую систему, принятую венским кабинетом. Ни народное право, ни общественное мнение не позволяли ему воспользоваться бедствием, постигшим французскую армию в России. Все эти обстоятельства заставили его принять выжидательное положение, и даже, по всей вероятности, Австрия осталась бы на стороне Наполеона, если бы он сделал вовремя некоторые уступки в ее пользу.

Положение венского кабинета было весьма затруднительно: присоединение его к одной какой-либо из враждующих сторон могло иметь решительные последствия только в таком случае, если бы Австрия имела время и средства сформировать сильную армию. Надлежало усыпить бдительность Наполеона; это было нелегко, но ловкость Меттерниха и обманчивое простодушие императора Франца достигли желанной цели. Наполеон, справедливо не доверяя австрийскому правительству, несмотря на это, совершенно полагался на дружбу своего тестя и не подозревал, что его виды согласовались с политикой Меттерниха.

В начале 1813 года венский кабинет всевозможно старался уверить Наполеона, что союзный договор, заключенный за 9 месяцев перед этим, оставался обязательным для обеих сторон. Затем, приступив к формированию армии, австрийцы начали поговаривать о посредничестве. По мере успеха вооружений зашла речь о вооруженном посредничестве. На конгрессе в Праге Австрия берет на себя роль решить спор между воюющими державами, и, наконец, явно восстает против Наполеона.

В то время, когда император Франц советовал королю Фридриху-Вильгельму «не останавливать благородного увлечения своего народа», Меттерних писал в Париж: «Ничего не может быть бедственнее и противнее личному убеждению Е. В. императора австрийского, как разрыв священных связей между Государями и народами, разъединяющий – как в Пруссии – монарха от его подданных». В ответе императора Франца на письмо Наполеона из Дрездена находим: «Никогда не откажусь я от союза с Францией и всегда буду заботиться о династии наполеоновой, как о своей собственной»⁵. Незадолго перед тем был послан в Париж князь Шварценберг «для получения приказаний в качестве командира австрийского корпуса, состоявшего при французской армии»⁶. Гораздо труднее было держать в заблуждении французского посланника в Вене, графа Отто; но и это удалось Меттерниху. Из донесений Отто к министру иностранных дел Маре оказывается, что, несмотря на враждебность к французам общественного мнения, он был убежден в непоколебимой преданности Наполеону австрийского правительства. «Г-н Меттерних, в продолжение получаса, говорил с сердечной откровенностью о намерениях Австрии и о совершенной своей преданности нашему делу», – пишет граф Отто в одном из своих отзывов к министру⁷. Получив известие из Берлина об отложении корпуса Йорка, Меттерних пригласил к себе французского посла. «Вот доказательство того, что я так часто говорил вам о греческой верности (Groeca fides) русских», – сказал он ему. Затем, упомянув о намерении своем – послать надежного дипломатического чиновника в Вильну для выведания о намерениях императора Александра, – Меттерних продолжал: «Мы имеем понятие о ваших необъятных средствах; мы знаем, что вы сделали и что можете сделать. Кроме 7 миллионов фунтов стерлингов, данных России английским правительством, оно предлагало нам 10 000 000. Но мы отклонили с презрением это предложение, несмотря на чрезвычайное расстройство наших финансов»⁸. Двуличие и скрытность Меттерниха простирались до того, что ни французский резидент, ни граф Штакельберг, посланный русским правительством в Вену, не могли разгадать его намерений. Когда Штакельберг, исчислив успехи, одержанные русскими, сказал, что «император Александр, отразив нашествие французов, предполагал содействовать прочим державам, и в особенности Австрии, к возвращению потерянных владений», Меттерних отвечал: «Система, принятая нашим государем, неизменна: он не ищет приобретений, купленных дорогой ценой, а имеет в виду только сохранение мира и предлагает вам тому содействовать. Мы имели случай изведать виды Франции и нашли их соответствующими нашей цели. Мы не жалуемся на наши потери и полагаем, что другие державы не имеют никакого права заботиться о них более нас самих». Изумленный умеренностью австрийского дипломата, граф Штакельберг объявил ему, что русское правительство совершенно готово к открытию переговоров о мире. «Русский вопрос решен, – сказал он. – Остается устроить общие дела Европы». Меттерних, недовольный таким ответом и вовсе не желавший, чтобы воюющие державы помирились без участия Австрии, перервал речь графа Штакель-берга, заметив, что венский кабинет вовсе не предполагал вести переговоры, а желал только знать – согласится ли на ведение их Россия⁹.

Следствием этого совещания была поездка Лебцельтерна в главную квартиру императора Александра. Хитрый Меттерних умел выставить в глазах Отто это поручение в самом благоприятном виде. По словам его, «Лебцельтерну было приказано только говорить о мире и ограничиться намеком, что, в случае продолжения войны, русские могут понести неудачи и заключить мир на менее выгодных условиях, нежели в настоящее время… Доселе война не была австрийской. Ежели она сделается такой впоследствии, то мы выставим против русских не 30 000 человек, а все силы монархии»¹⁰. Пользуясь предлогом обеспечения собственных границ, Австрия комплектовала свою армию, что, по уверению Меттерниха, имело единственной целью ускорение мира¹¹.

С первых месяцев 1813 года австрийское правительство находилось в постоянных сношениях с неприятелями Наполеона. Как только русские войска вступили в Восточную Пруссию, то Меттерних всевозможно убеждал графа Витгенштейна двинуться быстро к Одеру и Эльбе, обещая содействие Австрии¹². Барон Вессенберг был послан тайно из Вены, через Данию, в Лондон, для переговоров с английским правительством, совершенно в ином духе, нежели выказывалось это поручение Наполеону; а Лебцель-терн отправился 2 (14) марта в Калиш, где тогда находилась главная квартира союзных государей, со словесными уверениями о готовности Австрии приступить к коалиции: таким образом, венский кабинет, не стесняясь определительными обязательствами, имел возможность выиграть время. Выше уже объяснено, что австрийский вспомогательный корпус, по отбытии князя Шварценберга состоявший под начальством барона Фримона, двинулся из Варшавского герцогства в Галицию, на основании конвенции, заключенной Лебцельтерном в Калише. По отступлении австрийцев в сию область они вошли в соглашение с русскими насчет перемирия; все это было сообщено королю Прусскому, оставаясь тайной для французского правительства. Венская аристократия, удаляя от себя по возможности бывшего республиканца графа Отто, скрывала от него истину, но Наполеон, со свойственной ему проницательностью, разгадал, что многое оставалось неизвестным его посланнику, и что личные свойства его, человека незнатного происхождения (homme nouveau), откровенного и прямодушного, мешали успеху данного ему поручения. Следствием этого была смена французского резидента. Занявший его место дивизионный генерал граф Нарбонн, потомок фамилии, восходившей до XI столетия, коротко знакомый со многими из лиц высшего круга в Вене, справедливо мог считаться представителем старинного дворянства Франции. Венская аристократия встретила его как поборника консервативных идей, долженствовавшего быть ненавистником революции и исчадия ее – наполеоновой империи; но такое мнение оказалось совершенно ложным. Нарбонн, любя свое отечество более, нежели падшую династию Бурбонов, видел в Наполеоне основателя могущества и славы Франции, и, будучи совершенно ему предан, воспользовался доверчивостью венских вельмож; от него не скрылось враждебное направление Австрии против Франции.