Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама - Барбара Такман Страница 80

Этими аргументами американское правительство убеждало себя в том, что для Америки жизненно важно держать Индокитай вне сферы коммунистического влияния и что поэтому победа французов в Индокитае, независимо от того, останется он колонией или нет, является «важной для безопасности свободного мира». (Вопрос о том, за что же сражается Франция, если на самом деле Вьетнам должен стать «независимым», не обсуждался.) Разъяснение широкой публике прозвучало в редакционной статье «Нью-Йорк таймс», заявлявшей, что «теперь всем американцам должно быть ясно, что Франция удерживает передовые позиции, которые имеют огромное значение для всего свободного мира». Поскольку никакого повода для отправки американских войск не имелось, Соединенные Штаты проявили решимость «спасти для Запада индокитайскую чашу с рисом, сохранить за ним выгоды стратегического местоположения и престиж, который мог бы пошатнуться во всей Юго-Восточной Азии и на всем пространстве вплоть до Туниса и Марокко». В то время Совет национальной безопасности предполагал, что ход событий в перспективе затронет даже Японию, если последняя лишится поставок каучука, олова и нефти из Малайи и Индонезии, а также риса из Бирмы и Таиланда.

Процесс самовнушения подошел к своему логическому завершению: если защита Индокитая от перехода под контроль коммунистов действительно входит в сферу жизненно важных интересов Америки, то разве мы не должны принять самое активное участие в его обороне? Мысль о вооруженной интервенции, при наличии опасений, что она может привести к военному ответу со стороны Китая (как это случилось в Корее), не слишком воодушевляла высшее руководство американских вооруженных сил. «Никакой наземной войны в Азии», — таким было старое, проверенное временем убеждение, которое господствовало в армии. Было немало тех, кто предостерегал от этого шага. Еще в 1950 году, во время китайской интервенции в Корее, в служебной записке Госдепартамента, составленной заместителем директора Управления по взаимопомощи в сфере обороны Джоном Оули, говорилось о целесообразности повторного рассмотрения того, на каком этапе развития событий мы намерены войти в Индокитай. Дело было не только в том, что США могли потерпеть неудачу, попусту растратив ресурсы, но и в том, что они двигались бы в направлении той черты, переступив которую уже бы «не дополняли, а заменяли французов» и, став для них козлами отпущения, втянулись бы в прямую интервенцию. «Такие ситуации отличаются стремительным и непредсказуемым развитием», — заключал Оули. Подобно многим другим пророческим меморандумам, его рекомендация не возымела бы действия, даже достигни она высших эшелонов власти, но эта служебная записка тихо лежала в папках, пока сама история подтверждала каждое написанное в ней слово.

Прежде чем сложить с себя полномочия, администрация Трумэна утвердила составленный Советом национальной безопасности политический документ, который рекомендовал, в случае прямой китайской интервенции в Индокитай, военно-морским и военно-воздушным силам Соединенных Штатов предпринять действия по оказанию поддержки французам, направленные против целей на основной территории Китая. Но в этом документе не содержалось никакого упоминания о сухопутных силах.

После того как на выборах 1952 года победу одержали республиканцы во главе с генералом Эйзенхауэром, к власти пришла администрация, выдвинутая правыми радикальными антикоммунистами и китайским лобби. Мнения представителей этого лобби охарактеризовал новый заместитель госсекретаря Уолтер Робертсон, являвшийся горячим сторонником Чан Кайши. Ознакомившись с докладом ЦРУ о состоянии сталелитейного производства в Красном Китае, он с негодованием заметил, что все эти цифры, должно быть, ошибочны, потому что «ни один столь неблагоприятный для экономики режим, каким является режим китайских коммунистов, никогда не смог бы выплавить пять миллионов тонн стали». Во главе правых радикалов стоял сенатор Уильям Ноуленд из Калифорнии, который был лидером большинства в Сенате. Он обвинял демократов в том, что они «поставили Азию под угрозу советского завоевания». Он регулярно выступал с нападками на Красный Китай и поклялся, что привлечет к ответственности администрацию, если Китайская Народная Республика Мао будет принята в ООН. Давление крайних правых на администрацию стало постоянным фактором. Это «большой зверь, которого следует опасаться», спустя почти пятнадцать лет признал Линдон Джонсон, хотя сам он испытывал гораздо меньшее давление с их стороны.

Республиканцы также привели к власти деспотичного эксперта в сфере международной политики, Джона Фостера Даллеса, человека, который по своему характеру и по воспитанию являлся сторонником агрессивных, наступательных действий. Если Трумэн и Ачесон использовали, даже сверх всякой нормы, риторику «холодной войны», то, по крайней мере, частично их выступления были ответом на обвинения в принадлежности к «партии измены», как называл демократов Маккарти, и реакцией на небывалое общенациональное безумие, вызванное «потерей» Китая. Новый госсекретарь Даллес являлся радикальным сторонником концепции «холодной войны», что было вполне естественно. Ярый ее приверженец с инстинктами задиры и нарочитой агрессивностью, он считал, что именно так следует вести международные дела. Его вкладом стало балансирование на грани войны, политикой было контрнаступление, а не сдерживание, а движущей его поступками силой являлось «страстное желание контролировать события».

В 1949 году, после падения гоминьдановского Китая, Даллес, тогда еще сенатор, заявил, что «наш тихоокеанский фронт» теперь «полностью открыт для окружения со стороны Востока… Сегодня положение стало критическим». Под окружением он понимал наступление китайских коммунистов на Тайвань, а оттуда на Филиппины, и возможность, как только появятся благоприятные условия, выйти за пределы основной территории материкового Китая, чтобы «двигаться и продолжать движение». Когда войска Маккартура в Корее были отброшены китайцами, Даллес сделал вывод, что враг становится все более грозным. Разгул бандитизма на Филиппинах, война Хо Ши Мина в Индокитае, коммунистическое восстание в Малайе, коммунистическая революция в Китае и нападение на Корею — «все это части единой модели насилия, планируемой и разрабатываемой на протяжении 35 лет и наконец достигшей завершающей стадии вооруженной борьбы и беспорядков» на пространстве Азии.

Смешивание нескольких стран Восточной Азии, проделанное так, словно они не обладали ни национальным своеобразием, ни собственной историей, ни какими бы то ни было отличиями, ни собственными обычаями, было признаком мышления человека, который либо отличался неосведомленностью и недостаточной глубиной суждений, либо сознательно вводил других в заблуждение и, провозгласив «принцип домино», позволил ему стать догмой. Поскольку все восточные народы казались западному обывателю похожими друг на друга, считалось, что и действовать они будут одинаково, то есть согласованно, как падающие костяшки домино.

Сын пресвитерианского священника, Даллес, среди родственников которого были миссионеры, сам искренне верил в Бога. От родственников он унаследовал такие качества, как религиозный пыл и ханжество, которые отнюдь не мешали ему вести себя в профессиональной деятельности порой подлым образом. Он по-своему воспринимал Чан Кайши и Ли Сын Мана, считал их «двумя джентльменами, которые являются современными воплощениями основателей церкви. Это христиане, которые пострадали за веру». На самом деле принятая ими вера принесла обоим не страдания, а власть.