Петербургские женщины XIX века - Елена Первушина Страница 76

— Позвольте, барышня, нельзя так, — говорила горничная, державшая волоса Наташи.

— Ах, боже мой, ну после! Вот так, Соня».

Но в середине века, когда свояченицу Толстого Татьяну Берс нужно причесать a la grecque, уже вызывают парикмахера. Она рассказывает в своих воспоминаниях: «А ты знаешь, Саша, ведь меня причесывал настоящий парикмахер. Это тетя Julie велела. Ты не заметил? Нет? — Заметил что-то необычное… Julie велела парикмахеру причесать меня „a la grecque“, как носили тогда на балах, с золотым bandeau (обручем) с приподнятыми буклями, а на шею надела мне бархатку с медальоном».

В самом деле, парикмахеры вернулись в конце 1820-х годов вместе с возвращением моды на пышные прически с массой завитых локонов (их назвали буклями). Прически украшали гребнями, спускавшимися на лоб обручами, лентами или цепочками с драгоценными камнями (фероньерами), лентами, цветами, перьями. Если не хватало своих волос, щедро использовали накладные.

Газета «Московский телеграф» писала: «Из накладных или искусственных волос локоны от ушей — тирбушоны, коих выгода особенно заметна при вечерней сырости», — входит в положение кокеток обозреватель «Московского телеграфа».

Из этого же источника узнаем новые подробности: «В головных дамских уборках цветы, бриллиантовые, золотые и серебряные колосья накалываются на верхней части головы и превышают собою самые высокие складки волосов. Часто цветы бывают на длинных стебельках, чтобы при малейшем движении головы они могли качаться. На задней стороне некоторых из сих уборок прикалывают широкий бант из газовой ленты, у которой висящие концы столь длинны, что простираются гораздо ниже пояса ~~~ Самые странные уборки головные теперь в самой большой моде. Ленты смешивают с цветами и бриллиантами, с перьями. Иногда дамы все это собирают вместе. Заметили пучки белых перьев, образующие диадему на лбу, и в той же уборке на задней части головы виден был хвост райской птички: между ними возвышались огромные банты лент с золотыми сеточками и с рядом волосов. Часты страусовые перья, в разных направлениях, видные с одной стороны, и букли, бриллиантовые колосья с гребенкою, осыпанною каменьями — с другой. Наконец, есть уборки из жемчугу, золотых и бархатных цветов, марабу и верхушек страусовых перьев разных цветов».

В 1840-е годы — новый поворот. В моду вошли прически из гладких волос. Волосы расчесывали на прямой пробор (эта часть прически называлась «бандо»), а сзади на шее укладывались мягким узлом или пучком локонов. В 1870-е годы прическа поднялась выше, и только несколько кудрей падало на лоб. В 1881 году француз Марсель изобрел щипцы для горячей завивки, в 1884–1885 годах он же довел до совершенства изобретенный немцем Фишером метод завивки волос с применением химических средств. В 1904 году немец по происхождению Шарль Нестле изобрел метод выполнения продолжительной завивки волос с помощью химических средств и обогрева. И в то же время вошла в моду короткая стрижка. Женщина эпохи модерна — это не только вычурная светская львица, но и женщина-мальчик, спортивная, угловатая, в коротком платье и с короткой стрижкой геометрических линий.

* * *

Важным помещением в доме оставалась кухня. Здесь стояла дровяная плита с вытяжкой. Рядом с ней ящик для дров, которые по утрам приносил истопник. В качестве холодильника использовали ящик, набитый льдом, пересыпанным песком. В частных домах во дворе иногда устраивали ледник (погреб со льдом), однако хранившиеся там продукты часто подтопляло грунтовыми водами. Лед для ледников и холодильников добывали на Неве.

В своей книге воспоминаний «Из жизни Петербурга 1890–1910 годов» Д. А. Засосов и В. И. Пызин пишут: «К весне на Неве и Невках добывали лед для набивки ледников. Лед нарезался большими параллелепипедами, называемыми „кабанами“. Сначала вырезались длинные полосы льда продольными пилами с гирями под водой. Ширина этих полос была по длине „кабана“. Затем от них пешнями откалывались „кабаны“. Чтобы вытащить „кабан“ из воды, лошадь с санями пятили к майне, дровни с удлиненными задними копыльями спускались в воду и подводились под „кабан“. Лошади вытаскивали сани с „кабаном“, зацепленным за задние копылья. „Кабаны“ ставились на лед на попа. Они красиво искрились и переливались на весеннем солнце всеми цветами радуги. Работа была опасная, можно было загубить лошадь, если она недостаточно сильна и глыба льда ее перетянет; мог потонуть в майне и человек, но надо было заработать деньги, и от желающих выполнять такую работу отбоя не было: платили хорошо. Майна ограждалась легкой изгородью, вечером вокруг майны зажигались фонари, чтобы предупреждать неосторожных пешеходов и возчиков.

Набивали ледники льдом особые артели. Эта работа была также опасна и требовала особой сноровки. „Кабаны“ опускали вниз, в ледник, по доскам на веревках, а там рабочие принимали их и укладывали рядами. Бывали случаи, когда „кабан“ срывался со скользкой веревки, калечил рабочих, стоящих внизу».

Постепенно на кухни проникал водопровод. В начале XIX века воду развозили водовозы — они наполняли большие бочки ведрами или специальными черпаками, использовались также «водокачальные машины», сооруженные в тех местах, где не было удобных спусков к воде. Бочки водовозов были раскрашены в разные цвета: белые — для питьевой воды из Невы, а зеленые и желтые — для воды, которую использовали в хозяйственных целях, эту воду брали из Фонтанки, Мойки, других небольших рек и каналов. К середине XIX века в Петербурге действовали 37 водокачек, которые представляли собой деревянные или каменные будки, оборудованные ручными насосами. Первая попытка проложить водопровод на паровой тяге была сделана в 1846 году. Паровая машина находилась в здании водокачки у наплавного Воскресенского моста (в том месте, где теперь к Неве выходит улица Чернышевского). В 1858 году в Петербурге было создано «Акционерное общество Санкт-Петербургских водопроводов». На Шпалерной улице, недалеко от Таврического дворца, построили Главную водонапорную башню и насосную станцию. Эта водопроводная система протянулась на 115 километров.

Домовладельцы подключались к магистральному водопроводу на улице за свой счет — 10 рублей с погонной сажени подводной трубы, а за пользование водой платили по 10–12 копеек за 100 ведер водопроводной воды. К 1900 году абонентами городской водопроводной сети числилось около 70 % петербургских домов.

В небольших квартирах, где не было отдельного помещения для прислуги, для кухарки ставили кровать прямо на кухне. Елена Молоховец советует использовать складную кровать, которая днем убирается в шкаф: «Кроме того, в ненаружной капитальной, следовательно, теплой стене кухни, хорошо пробить от пола нишу для кровати прислуги, если нет для нея другого помещения. Ниша шириною в 9 вершков, длиною в 2 ¾ аршинов и вышиною в 3 аршина. В этой нише устроить кровать следующим образом: сделать прочную, толстую лакированную полку, в ½ аршина ширины, в 2 ¾ аршина длины и на ¾ аршина от пола.

К этой доске прикрепить на петлях другую, почти такую же доску. К этой последней 3 или 4 ножки, также на петлях. На ночь отворить шкаф, откинуть доску, поставить ее на ножки, разложить постель, набитую сечкою из соломы или морскою травою. На день же постель поднять вместе с откидною доскою с ножками и затворить шкаф.