Аскольдова тризна - Владимир Афиногенов Страница 76

Окружавшие её священники обомлели, но, быстро собравшись с духом, задушили ребёнка и спрятали его, чтобы народ не видел, что произошло. А пока Агнесса исходила кровью, умирала, кардиналы осыпали её ругательствами, не дозволяя, чтобы кто-то пришёл к ней на помощь. Вскоре она испустила дух; не подозревая истины, народ решил, что это всего лишь «дьявольское наваждение», и, чтобы оградиться от него, осенял себя крестными знамениями. Однако истина вскоре открылась, и духовенство отвернулось от женщины, больше того, стало внушать, что её не было совсем...

Но ещё свежи рассказы и память о ней. И с 857 гс>да торжественные церковные процессии избегают улицу, где скончалась Агнесса.

Но хватит... хватит! А то я разошёлся, расписался, осуждая нравы правителей Латеранского Дворца, как будто наши патриархи в Константинополе безгрешны... И сюда дошёл слух, что новый василевс и патриарх Игнатий готовит Собор, чтобы на нём осудить Фотия, а заодно и его сторонников, в том числе и нас. Тут такая грязь прольётся — долго придётся отчерпывать.

Адиюхское городище, просыпаясь, начинало свой день с поклонения Солнцу. У Сфандры для этого была облюбована вершина скалы; вместе с тургаудами она рано поутру взбиралась на неё и ждала, когда лучи ещё невидимого светила брызнут из-за кромки земли, окаймлённой неровными грядами гор.

Сверху хорошо виделись две христианские ротонды с крестами, как бы осеняющими раскинувшиеся внизу дали, откуда шли молиться своему Богу аланы.

Храмы их стояли на возвышении, на холмах, а Сфандра, творя гимны Хорсу, находилась выше их и даже выше крестов и колокольни, с которой раздавались призывные звоны.

Поначалу она слышать их не могла, и однажды обратилась к всесильному Мадину, чтобы он разорил соседние аланские аулы, с ротонд скинул кресты, а с колокольни — колокола. Но мудрый царь возразил сестре, призвав её к благоразумию:

— Только при уважении к другим богам и при соседях, не желающих нам зла, мы будем набирать силу день ото дня, от восхода солнца и до его заката. Тронь Бога аланов, и мы станем воевать с ними, милая Сфандра, и неизвестно, когда закончим... Этот народ умеет держать в руках оружие, под началом своих вождей он когда-то ходил далеко за горы, в другие страны и побеждал. Но притих с принятием христианства. Пусть аланы молятся и живут, как умеют, лишь бы не мешали нам пасти тучные стада на богатых пастбищах, охотиться и ловить в реках рыбу. Я однажды услышал от аланского проповедника очень хорошие слова, которые принадлежат какому-то царю Соломону... Царь этот у своего Бога однажды попросил две вещи, прежде чем умереть: суету и ложь удалить от него, нищеты и богатства не давать ему, питать насущным хлебом, дабы, не пресытившись, царь не отрёкся от своего Бога и чтобы, обеднев, не дал красть и употреблять имя Бога всуе...

— Уж не хочешь ли ты, брат, принять новую веру, как сделал мой муж?.. — ехидно спросила Сфандра Мадина.

— Сестра, не говори глупости. Разве ты забыла, что мы на Новый год печём три пирога с сыром, что означает союз человека, земли и солнца?.. Солнце — наш бог, и мы умрём с ним, и потомки наши умрут тоже с ним!

— Тогда зачем же ты нахваливаешь какого-то Соломона?

— А затем, что он прав! Во всём нужна мера... И если человек прибегает к крайностям, значит, он начинает терять рассудок и этим делает плохо не только себе, но и другим.

«На что он намекает?.. — рассердилась Сфандра, но вслух ничего не произнесла. — И сие я слышу от родного брата, который раньше готов был носить меня на руках. После смерти отца я много сделала для того, чтобы он стал правителем сильных царкасов. Неужели добро так быстро забывается?..»

Мадин вначале узрел на лице Сфандры злость, потом она погрузилась в раздумье, а затем на её челе обозначилась печаль. Пожалел её, гордую и несчастную.

— Милая сестра, прости меня... Я не хотел тебя обидеть.

— Мой повелитель, на досуге подумаю и я о крайностях, может, разберусь в этом...

— У меня неприятности. Хазары на границе за неповиновение истребили много наших соплеменников... Зато аланы пришлись им по душе: они сейчас стали больше строителями, нежели воинами.

— Надо было, Мадин, с этого и начинать... А то завёл речь о каком-то Соломоне. — Теперь Сфандра выговорила брату. — Ладно... Предслава! — позвала она мамку.

Та явилась.

— Дочерей моих живо ко мне!

— Сейчас, матушка. Сей миг предстанут пред твои очи наши красавицы.

Привели девочек. Старшая — вылитая мать, на неё при людях Сфандра обращает меньше внимания, хотя старшую любит больше; младшая, которой очень нравилось играть с юной женой Аскольда Забавой, — вся в отца: глаза голубые, волосы русые и даже, когда смеётся, кривит губы, как тату.

Позвала дочек Сфандра для того, чтобы увидеть обеих разом, а скорее всего — младшенькую, на Аскольда похожую. Взглянула — и сердце у чаровницы заколотилось...

Девочки прильнули к матери: старшая прижалась щекой к лицу Сфандры с одной стороны, младшая — с другой. Обняла их за спины мать, пригнула к себе покрепче, вдохнула родимый запах их волос и закрыла глаза.

«А если они останутся одни... Сиротами... — начали толкаться мысли в виски, словно птицы в прутья клетки. — Мадин не бросит племяшек... Не такой он, чтобы забыть их...»

И какое-то решение начало зреть в голове киевской княгини... Хотя разве она княгиня?.. Была. С гибелью Аскольда порушилось всё. И положение её порушилось, и уверенность в себе, и былое спокойствие. Нет, не стоило мстить, тем более сыну Аскольда. Вот, наверное, на что намекал Мадин. Оказывается, старший киевский князь был с войском в Черной Булгарии и проявил себя там как благородный человек. А потом сожгли его в церкви. Был бы он жестоким, своевольным, гибель его не тронула бы так сердца людей и Сфандры тоже. А теперь она и рада бы не думать об этом, да не может.

— Предслава, пусть девочки идут гулять.

— Насмотрелась, голубка, на дочек своих? — спросила мамка, будто о чём-то догадываясь.

— Насмотрелась...

Увели и младшенькую, но спокойнее на душе у Сфандры не стало.

— Пока ни о чём таком не думай! — строго вслух сказала она себе, оставшись одна.

Вспомнилась некстати (а может, и кстати) смерть младшего брата: говорил Мадин, что обнаружили лишь тело Косташа, а мёртвого Доброслава Клуда сколько ни искали, так и не нашли... Правда, лошадь его лежала внизу на камнях рядом с конём Косташа, будто бы сорвались с кручи и разбились. А сорвались ли?! Могло статься и так: Доброславу, чтобы убежать из городища, особой трудности не составило разыграть представление: сам скинул Косташа, затем коней и дал деру... Ведь случилось это сразу после того, как были посланы люди в Чёрную Булгарию умертвить сына киевского князя... Верный ратник Аскольда и сотворил сие с Косташем, чтобы выбраться в Киев незаметно и предупредить своего повелителя. Да, видимо, опоздал. Палачам быстро и легко удалось расправиться с Всеславом.