Наталья Гончарова - Вадим Старк Страница 75

Неожиданная смерть матери Пушкина переменила его планы. Надежда Осиповна скончалась в Светлое воскресенье, в самую Пасхальную заутреню 29 марта 1836 года. 31 марта Пушкин со всем семейством присутствует на ее отпевании в Преображенском соборе, но выехать с телом матери в Святые Горы удалось только 8 апреля, а прибыть туда 11-го. Погребение состоялось 13 апреля у алтарной стены Святогорского монастыря. На другой же день Пушкин выезжает обратно вместе с бароном Б. А. Вревским, записавшим в дневнике: «Поехал с А. С. Пушкиным в Петербург. Приехали 16-го».

Только 29 апреля 1836 года Пушкин смог наконец поехать в Москву с заездом в Тверь, чтобы завершить дело с Владимиром Соллогубом, начавшееся еще в конце 1835 года и едва не закончившееся дуэлью (об этой истории будет подробно рассказано ниже).

В пятницу 1 мая Пушкин, прибыв в Тверь, остановился, как всегда, в гостинице Гальони. Он ни слова не сказал Наталье Николаевне о вызове на дуэль, чтобы ее не беспокоить. Было и еще одно обстоятельство, которое заставило Пушкина спешно уехать: предстоящие роды жены. С тех пор как ему пришлось быть свидетелем ее страданий при первых родах, он каждый раз, как приближались очередные роды, покидал Петербург, чтобы ничего не видеть и не слышать. Те же дела в Москве, якобы ради которых он туда отправлялся, в их числе посещение Московского архива для сбора материалов к «Истории Петра», на самом деле не требовали той спешки, с какой Пушкин отправился в путь. Торопиться заставляло только дело чести — незавершенная дуэльная история. Пушкин вынужден был покинуть Петербург в самое неподходящее время: на выходе был второй том «Современника».

Первое письмо жене Пушкин написал 4 мая, начав его рассказом о том, как он добрался до Москвы: «Вот, тебе, царица моя, подробное донесение: путешествие мое было благополучно. 1-го мая переночевал я в Твери, а 2-го ночью приехал сюда. Я остановился у Нащокина». Самое обращение «царица» вместо обыкновенных «ангел», «женка», «душа моя» отзывается «Сказкой о царе Салтане». В этом письме нет ни слова о встрече в Твери с Козловским, секундантом Соллогуба, зато содержится подробный рассказ о посещении, на другой день по приезде, Карла Павловича Брюллова: «Не уж-то не будет у меня твоего портрета им писанного! невозможно, чтоб он, увидя тебя, не захотел срисовать тебя; пожалуйста не прогони его, как прогнала ты пруссака Крюднера». Этот портрет, как известно, так никогда и не был написан, как и портрет самого поэта. Только из этого письма мы узнаем, что Наталья Николаевна отказалась позировать известному придворному художнику Крюднеру, писавшему в Петербурге весь свет, в том числе портреты членов императорской семьи. Скорее всего, холодная манера письма Крюднера оттолкнула Наталью Николаевну.

В день переезда на дачу Пушкин получает долгожданное письмо от жены в присутствии ее брата Ивана Николаевича и пишет ей: «Сей час получил от тебя письмо, и так оно меня разнежило, что спешу переслать тебе 900 р. — ответ напишу тебе после, теперь, покамест, прощай. У меня сидит Ив. Н.». Наталья Николаевна выступает в роли посредника: ей адресует В. Ф. Одоевский письмо с отчетом по «Современнику» для отправки Пушкину в Москву, Пушкин через нее передает Одоевскому свои распоряжения и пожелания.

Четырнадцатого мая Пушкин, не забыв в хлопотах по «Современнику» поздравить жену и сына Гришу с первой годовщиной его жизни, рассказывает: «Здесь хотят лепить мой бюст. Но я не хочу. Тут арапское мое безобразие предано будет бессмертию во всей своей мертвой неподвижности: я говорю: У меня дома есть красавица, которую когда-нибудь мы вылепим». Пушкин как бы беседует с женой, отрываясь для очередного дела или визита: «Прощай, на минуту: ко мне входят два буффона», — и потом продолжает: «Ты уж, вероятно, в своем загородном болоте. Что-то дети мои и книги мои? Каково-то перевезли и перетащили тех и других? и как ты перетащила свое брюхо? Благословляю тебя, мой ангел. Бог с тобой и с детьми. Будьте здоровы. Кланяюсь твоим наездницам».

Барышни Гончаровы выписали из деревни лошадей и частенько на природе наслаждались конными прогулками. Александра Николаевна незадолго до переезда на дачу в самом конце апреля писала брату Дмитрию: «Катя напоминает тебе о Любушке, которую она просит ей прислать, и наши седла, прошу тебя, не задержи нам их отправить с муштуками и проч. Не смотри, что они стары, мы все починим. Мы наняли дачу на Каменном острове, очень красивую, и надеемся там делать много прогулок верхом. Завижусь (очевидно, обзаведусь. — В. С.) и я кой-какой лошадью; есть очень недорогие из забракованных полковых и довольно хорошие. Досадно мне, что Ласточка изменила, впрочем грех, я думаю, несколько и на тебе лежит, после меня ей верно доставалось…» В этом же письме Александрина передает брату и просьбу Натальи Николаевны: «Прежде всего, хочу исполнить поручение Таши, которая просит передать, что она так долго тебе не писала, что у нее не хватает духу взяться за перо, так как у нее есть к тебе просьба, и она не хочет, чтобы ты подумал, что она пишет только из-за этого. Поэтому она откладывает это удовольствие, и поручила мне просить тебя прислать ей 200 рублей к 1 мая, так как день рождения ее мужа приближается и было бы деликатнее, если бы она сделала ему подарок на свои деньги. Не имея же никакой возможности достать их в другом месте, она обращается к тебе и умоляет ей не отказать ей. В обмен же вам пришлет Пушкина журнал, который вышел на днях».

Письмо Пушкина жене, начатое 14 мая, закончено и подписано 16-го, в день, когда Пушкин получает письмо от Натальи Николаевны, о чем и сообщает ей в постскриптуме: «Я получил от тебя твое премилое письмо — отвечать некогда — благодарю и цалую тебя, мой ангел». Свои письма Пушкин адресует в дом Баташева, в том числе последнее, от 18 мая 1836 года. «Жена, мой ангел, — пишет Пушкин, — хоть и спасибо за твое милое письмо, а все-таки я с тобою побранюсь: зачем тебе было писать. Это мое последнее письмо, более не получишь. Ты меня хочешь принудить приехать к тебе прежде 26. Это не дело. Бог поможет, Современник и без меня выйдет. А ты без меня не родишь». По делам «Современника» он спрашивает ее: «Можешь ли ты из полученных денег дать Одоевскому 500? нет? Ну, пусть меня дождутся — вот и всё». Видно, Наталья Николаевна написала что-то и относительно своих доходов, получаемых из семьи, на что Пушкин ответил ей: «Новое твое распоряжение, касательно твоих доходов, касается тебя, делай как хочешь; хоть кажется лучше иметь дело с Дм.<итрием> Ник.<олаевичем>, чем с Нат.<альей> Ив.<ановной.> Это я говорю только dans I’ntérèt de M^r Durier et M^de Sichler; а мне всё равно». Дюрье и Сихлер — владельцы модных магазинов в Петербурге, в которых, как намекнул Пушкин, и тратилось получаемое содержание. Пушкин считал, что в отношении денег Наталье Николаевне лучше иметь дело с братом, нежели с матерью, на которую трудно было положиться, а значит, и оплачивать наряды было бы нечем.

Наталья Николаевна сообщила мужу о последних событиях, которые потрясли Петербург: 26 апреля 1836 года состоялась дуэль между Н. М. Павловым и А. Ф. Апрелевым в день свадьбы последнего с Надеждой Кобылиной. Павлов вступился за честь своей сестры, обольщенной Апрелевым, и смертельно ранил противника. Пушкин отвечает: «Твои петербургские новости ужасны. То, что ты пишешь о Павлове, помирило меня с ним. Я рад, что он вызвал Апрелева. У нас убийство может быть гнусным расчетом: оно избавляет от дуэля и подвергается одному наказанию — а не смертной казни». Вторая ужасная история, рассказанная в письме Натальи Николаевны, — совершенная нелепость: собиравшийся в заграничное путешествие Столыпин утонул, упав с борта пироскафа еще в Неве, по пути в Кронштадт, и мешочки с золотыми, бывшие при нем, утянули его на дно. Пушкин восклицает: «Утопление Сталыпина — ужас! неужто невозможно было ему помочь?»