Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией - Ольга Власова Страница 75

Это событие совпало с концом эпохи шестидесятых, что тогда, да и сейчас, дало основания полагать, что он был всецело шестидесятническим проектом. Однако, несмотря на то что потерпел крах этот основной проект Филадельфийской ассоциации, сама она продолжила свое существование.

В свое время расцвет Кингсли Холла пришелся для Лэйнга на период семейных проблем, теперь его закат сопровождался ростом семейного благополучия. Хотя до 1970 г. Лэйнг официально все еще остается женат на Энн, он живет с Юттой и уже воспитывает двоих маленьких детишек: дочь Наташу и сына Адама. Единственным негативным событием его семейной жизни в это время стала поездка в Глазго. Он долго пытался избежать этого события, но у него было пятеро детей от Энн и пожилые родители. О том, как они поживают, он узнавал от своей второй дочери Сьюзи, с которой поддерживал отношения. И несмотря на то что ни к тем, ни к другим он не чувствовал сильной привязанности, их неплохо было навестить. Поэтому 3–4 января 1969 г. Лэйнг посещает Глазго.

Его мать Амелия ненавидела его пуще прежнего. Он долго не появлялся и, можно сказать, бросил своих престарелых родителей. Он не жил с официальной женой и бросил своих пятерых детей, заведя еще двоих на стороне. Но особенно зла Амелия была из-за «Политики переживания».

Отец Лэйнга Дэвид к тому времени был уже совсем плох. С конца 1968 г. он находился в психогериатрическом отделении больницы Леверндаля. Однажды он случайно упал и ударился головой. Травма привела к нарушениям памяти: он частенько стал забывать, куда положил ту или иную вещь. Но такая бытовая, по сути, забывчивость никому не мешала, если бы не стали происходить более глубокие изменения. Каждое утро он посещал местную публичную библиотеку, чтобы просматривать свежие номера газет, а также информацию об умерших и родившихся в их районе. Последнее он делал по поручению Амелии – она любила быть в курсе событий. Однажды утром он, как обычно, надел свою фетровую шляпу, взял зонтик и вышел из дома. Шляпа и зонтик… – другой одежды на нем не было. После этого происшествия его и поместили в больницу. Сначала было думали, что подобные эпизоды не повторятся, его быстро выписали, и он вернулся домой. Но вскоре он вновь был доставлен туда. Он заблудился, забыл название улицы, на которой жил, и обратился за помощью в полицию. Следующие десять лет его состояние только ухудшалось: врачи говорили о прогрессирующей болезни Альцгеймера.

Амелия была только счастлива, что живет одна. Ей не надо было беспокоиться о ребенке: Лэйнг уже давно практически не общался с ней. Ей не нужно было ухаживать за стареющим мужем: заботу о нем взяло на себя государство. Ей не нужно было нянчить внуков: хотя она и не одобряла того, что Лэйнг расстался с Энн и «бросил» пятерых детей, помогать она им ничем не помогала. Она жила в свое удовольствие, как всегда и мечтала. Впоследствии Лэйнг вспоминал, что была в этой истории какая-то грустная ирония. Когда-то его отец говорил ему: «Надеюсь, что твоя мать умрет первой, не хочется даже задумываться о том, что она может прожить дольше» ^[362]. Эта фраза была произнесена без малейшего налета романтизма, он знал, что ей не было присуще раскаяние и она никогда даже не взгрустнет о нем.

Каждое воскресенье Амелия, Энн и дети навещали Дэвида. На Лэйнга встреча с отцом произвела жуткое впечатление. Дэвид даже не узнал его. Он просто не помнил, что у него есть сын, и считал его «парнем, который жил с моей женой». Впоследствии, очевидно, под впечатлением от этой встречи Лэйнгом был написан один из отрывков книги «Ты любишь меня?» под названием «Возвращение блудного сына». Если заменить имя Питер на Рональд, а доктора на музыканта, то получится практически реальное описание встречи Лэйнга с отцом.

Так закончились для Лэйнга шестидесятые. Это были годы его максимальной творческой активности, его самых сильных книг и самых успешных проектов. В это время он стремился вперед и знал, чего хотел: он исследовал горизонты сознания и боролся за свободу. В своей жизни он не будет уверенным более, чем в шестидесятых, он никогда не будет более признанным, более известным и более успешным. Именно эти годы свободы закрепили за Лэйнгом статус одного из самых значимых британских и европейских интеллектуалов.