История Византийской империи. Том 3. Период Македонской династии (867-1057 гг.) - Федор Успенский Страница 74

Так как отмечаемое здесь социальное и экономическое явление должно быть признаваемо самым выразительным фактом византинизма, дошедшим в македонский период до своего кульминационного развития, то мы отметили его уже в введении (16) и там же ознакомили в кратких чертах с общими результатами гуманных мер, так, по-видимому, искренно и убежденно провозглашаемых и проводимых в жизнь целым рядом византийских царей. Нельзя скрывать того, что предпринятые меры не были в состоянии повернуть социальный и экономический строй, неумолимо направлявшийся против мелкой поземельной собственности и имевший тенденцию дать преобладание крупной земельной аристократии. Как часто происходит в практической жизни, правительство при всей искренней доброжелательстве к бедным уже в XI в. стало разрушать то, что созидало для них в X в.; хотя не может быть сомнения, что новеллами в защиту мелкой поземельной собственности был приостановлен тот процесс, к которому привело подобное же социальное и экономическое движение на Западе при Каролингах. Борьба была серьезная, правительство не останавливалось перед самыми радикальными мерами: отменило сорокалетнюю давность и предоставило крестьянам отыскивать свои права, невзирая ни на какие сроки; возложило круговую ответственность на землевладельцев данной местности за несостоятельность мелких крестьянских собственников. Самые радикальные меры приняты были в этом отношении Василием II Болгаробойцей (976-1025). Изданная им по вступлении на престол новелла, посвященная занимающему нас вопросу, превосходит все, что известно между византийскими государственными актами, так как прекрасно передает настроение законодателя и реальную действительность конца X в. Передаем здесь в существенных чертах ее содержание (17).

«С тех пор, как мы получили самодержавную власть и принялись разбирать дела между богатыми и бедными, мы увидели, что властели, болея страстью приобретения, находят явное поощрение своей страсти в сорокалетней давности и стараются то посредством подарков, то посредством присущей им силы и влияния миновать как-нибудь этот срок и затем получить уже полное право собственности над тем, что они дурным образом приобрели от убогих. Желая исправить такое зло, поставив в должные границы нынешних властелей, и воспрепятствовать будущим следовать по тому же пути, мы издаем настоящий закон ^[91],

/Если верно то, что цель этого законодательства направлена к тому, чтобы закрепить за сельскою общиною землю, то, разумеется, весьма важное значение имеет указание этих категорий лиц в первом, можно сказать юридическом, памятнике этого законодательства. Теоретически говоря, эти категории лиц и отношений митрокомии показывают, из каких элементов состояла сельская община и в какой связи они находились. Подразумеваемое место в новеллах имеет громадное значение. По моему мнению, оно должно быть истолковано следующим образом. Если продается, вследствие запустения или для покрытия недоимок, участок земли, то предпочтительно приглашаются к покупке следующие лица: 1) семейная или родовая община; 2) домохозяева-общинники; 3) обыватели общины (бобыли, захребетники), т. е. лица, находившиеся в зависимости от общины, случайно вошедшие в нее; 4) соплательщики. Бывали случаи, что крестьянская община соединялась из нескольких деревень, поселков, хуторов, которые не имели особых административных и полицейских органов и тянули к главной деревне; эти поселки, отделившиеся от общины, но находившиеся в связи с нею по части администрации, сбора податей и т. д., и подразумеваются в 4-м термине; 5) члены союзных общин. Община, как известно, состояла не только из деревень, но и из нескольких общин, соединенных в одно целое в смысле уезда, у южных славян — жупы. В продолжение 30 дней со времени заявления о продаже предпочитаемая категория должна уплатить цену и взять за себя земельный участок.

Если же предпочитаемое лицо находится в отсутствии, то продажа задерживается на 4 месяца. Динатам же воспрещалось делать приобретения из общинного имущества посредством дара, завещания, покупки и найма, в противном случае им угрожала пеня в казну и отнятие незаконно приобретенного имущества. Новеллы от Константина Багрянородного до Василия Болгаробойцы (до начала XI в.) все толкуют о крестьянской общине, основанием которой служил закон о 5 категориях. Но не только законами о предпочтении императоры старались спасти сельскую общину. По праву сорокалетней давности, господствовавшему в империи, динаты хотели отстоять свои захваты в сельской общине. Эта давность оказывала такую силу, что законные категории не достигали [?] указанной цели своей. Поэтому Василий Болгаробойца отменил этот закон давности: если бы крестьянская община стала искать прав на землю, то динаты изгонялись, несмотря на сорокалетнюю давность. Еще динаты, для удержания за собою земли, ссылались часто на дарственные грамоты, официальные записи и межевые планы, которые часто ими же фабриковались и благодаря которым много земельных участков крестьянских переходило в их руки; Василий Болгаробойца объявил их недействительными, как скоро дело шло о крестьянском участке, исключая только того случая, если динаты сошлются на писцовые книги. Далее, крупною мерою обеспечения собственности за крестьянской общиной была круговая порука властелей (αλληλεγγυον): если община оказывалась несостоятельной, то помещики отвечали за ослабевшую крестьянскую общину. Таким образом, видно, что законы византийских императоров обеспечивали, а не ослабляли крестьянскую земельную собственность.

Из рассмотрения новелл X в. мы убеждаемся, что, во-первых, в X в. в Византии господствовали также славянские общинные отношения, которые были принесены славянскими колонистами в VII в. и которые засвидетельствованы известиями о больших колониях в Малой Азии VI–VII вв.; во-вторых, что мелкое крестьянское землевладение было принято византийским правительством под охрану. После законов Исаврийской династии мы в первый раз встречаем в жизни действие указанных правовых воззрений, которые новеллами императоров введены в государственное византийское право. Таким образом, эти новеллы не только не уполномочивают делать заключение о падении мелкой земельной собственности или вообще славянского элемента, но, напротив, служат источниками, по которым можно изучать славянство вообще, и в частности славянское право в византийском.

Указанные пять категорий семейных, родственных, финансовых и административных отношений не суть явления только X в., а действуют в течение всего времени существования Византийской империи. Следовательно, где встречается указание на προτιμησις, там мы можем видеть следствие или влияние славянских учреждений. Но участие славянской общины заметно не только в гражданском строе Византии, но и в военном устройстве империи. Иначе и быть не могло. Славянские колонии в М. Азии были организованы таким образом, что они обязаны были выставлять отряд войска в византийскую службу. Быть не может, чтобы население, доставляя такой важный контингент военных сил, не оставило следов своего устройства и быта в военных законах Византийской империи. Поэтому в тесной связи с крестьянским землевладением должна быть изучаема и организация военных участков; а последняя может быть изучаема, между прочим, из рассмотрения новелл ее de fundis militaris X и XI вв. Любопытно, что организация военных участков в Византии была копией участков гражданских, т. е. военное землевладение было организовано по типу крестьянского землевладения. То обстоятельство, что в истории военного землевладения Византии мы усматриваем аналогию с крестьянским землевладением, весьма важно как само по себе, для военной истории, так и для нашего вопроса. Если славянская община обязывалась выделять из себя отряды военных людей, то спрашивается, как же было организовано это дело? В способе этой организации мы находим прямой источник для изучения бытовых славянских отношений и а рriori должны полагать, что беда, посетившая в XI в. крестьянское землевладение, не могла не коснуться и военных участков. Динаты, посягавшие в X в. на крестьянские мелкие участки, скупали в свои руки и военные участки. Следовательно, для устранения опасности с этой стороны императоры должны были прибегать к тем же мероприятиям, какие приложены были для охраны крестьянской общины вообще. В одной из новелл Константина Порфирородного есть такое место: