Лаврентий Берия. Оболганный Герой Советского Союза - Евгений Толстых Страница 74

СССР взял на вооружение американскую практику. Что уж тут стесняться? К тому же торопливость была вполне объяснима: не поспешим сегодня – завтра торопиться будет некуда. Да и некому…

Заряд для атомной бомбы РДС-1 был выполнен в виде многослойной конструкции, в которой перевод активного вещества – плутония в надкритическое состояние осуществлялся за счет его сжатия посредством сходящейся сферической детонационной волны во взрывчатом веществе.

РДС-1 представляла собой авиационную атомную бомбу массой 4,7 тонны, диаметром 1,5 метра и длиной 3,3 метра. Она разрабатывалась применительно к самолету Ту-4, бомболюк которого допускал размещение «изделия» диаметром не более 1,5 метра. В качестве делящегося материала в бомбе использовался плутоний.

18 августа 1949 г. был подготовлен проект постановления СМ СССР «О проведении испытания атомной бомбы», который был представлен Л. П. Берия на утверждение И. В. Сталину. Однако И. В. Сталин не подписал это постановление.

Более того, с участием И. В. Сталина состоялось только одно совещание по атомной тематике. Оно прошло 9 января 1947 г. Согласно журналу учета посетителей кремлевского кабинета И. В. Сталина, в совещании приняли участие В. М. Молотов, Л. П. Берия, Г. М. Маленков, А. Н. Вознесенский, В. А. Малышев, а также ведущие ученые и руководители, задействованные в атомном проекте. И все.

Почему? Что остановило Сталина? Документально подтвержденного ответа нет. Но есть интересные записи в дневниках Лаврентия Павловича, опубликованных С. Кремлевым.

19 августа 1949 года. «Подготовили Проект Постановления по РДС-1. Отнес Кобе. Посмотрел, почитал, спрашивает: «А если не взорвется?» Я пожал плечами. Он говорит, не буду подписывать. «Постановления должны быть выполнены и мы их всегда выполняли. А это Постановление то ли выполним, то ли нет. Пусть будет Проект, вы его принимайте и мне направляйте. А испытывать будем без Постановления».

Вот такая «восточная мудрость»… Но в любом случае кто-то должен был взять на себя если не глобальную, историческую ответственность, то хотя бы банальную административную.

Секретарь Специального комитета В. А. Махнев сделал на первом экземпляре проекта отметку о том, что Л. П. Берия вернул оба экземпляра проекта постановления и сообщил, что «вопрос обсуждался в ЦК и решения выноситься не будет» (т. е. постановление приниматься не будет).

25 августа 1949 года. «Выезжаю в Казахстан. Там все готово, предварительно назначено на 29 августа. Окончательно доложил т-щу Сталину. Он посмотрел, сказал, что не верит он, что у нас что-то получится. Потом спросил, а сам я верю? Твердо ответил, что верю, что все будет хорошо. Он спрашивает: «А если нет?» Тогда, ответил, будем работать дальше…

Ничего не сказал. Рядом сидели Анастас (Микоян), Георгий (Маленков), Булганин и Лазарь (Каганович). Прямо это касается только Булганина. Он молчит. Я тогда говорю: «У нас все готово. Разве что люди Николая Александровича подведут. Полигон за военными, они его называют «Двойка».

Тут Николай Александрович задергался, заворочался и голос подал. Говорит, я уже не министр. Коба не принял, говорит: «Все равно, считай твоя епархия. Два года командовал, два дня как сдал». Тогда Николай тоже заверил, что у них тоже все готово. Хорошо. Хоть какая-то страховка.

Я спрашивал у Игоря Васильевича (Курчатова), уверен он или нет? Говорит, уверен, Лаврентий Павлович. Потом смеется, говорит: А оправдается ли или нет моя уверенность, не знаю». Ну, раз шутит, значит уверен».

26 августа 1949 г. Л. П. Берия перед отъездом на полигон подписал протокол заседания Специального комитета, повестка дня которого была обозначена: «Об испытании первого экземпляра атомной бомбы». Сформулированное в протоколе решение гласило: «Принять внесённый тт. Ванниковым, Курчатовым и Первухиным проект Постановления Совета Министров Союза ССР „Об испытании атомной бомбы“ и представить его на утверждение Сталина».

Проект предусматривал назначение научным руководителем испытания И. В. Курчатова, заместителями научного руководителя испытания по различным вопросам Ю. Б. Харитона, П. М. Зернова и П. Я. Мешика. Проект предписывал «испытание атомной бомбы произвести 29-30 августа 1949 г. на Полигоне № 2 (в 170 километрах западнее г. Семипалатинска), построенном и оборудованным в соответствии с Постановлением Совета Министров СССР от 19 июня 1947 г. № 2142-564сс/оп».

Так что ответственность за предстоящие испытания доселе невиданного оружия взял на себя Лаврентий Павлович Берия.

Ну, а теперь о том, где и как происходило событие. Пожалуй, одно из важнейших в биографии Отечества.

Главной особенностью требований к конструкциям РДС-1 и РДС-2 было то, что эти изделия должны были быть отработаны как реальные авиационные бомбы, пригодные для сброса с самолёта. В связи с этим программа работ включала баллистические испытания макетов этих бомб и создание приборов, обеспечивающих взрыв на заданной высоте. Полагаем, что подробности будут интересны читателю.

Начнем с документа.

«Заместитель министра внутренних дел СССР, заместитель начальника 1 Главного управления при Совете Министров СССР Завенягин – Л. П. Берия, 4 сентября 1949 года, Совершенно секретно.

В соответствии с Вашим распоряжением докладываю:

Подписки о неразглашении сведений об испытании отобраны от 2883 человек, в том числе от 713 непосредственно участвовавших в испытании работников КБ-11, полигона, научно-исследовательских организаций и руководящих органов, включая всех уполномоченных Совета Министров и ученых.

У остальных работников полигона в количестве 3013 человек отобрание подписок будет закончено в трехдневный срок».

Такое начало практически гарантировало благополучный финал. Во всяком случае, в отношении секретности.

Вот оценка работы спецслужб СССР, данная в книге «Великие шпионские операции времен холодной войны (1945-1965)» Карела Пацнера (Technet. cz, Чехия):

«О ходе советских атомных исследований Запад ничего не знал. Миллион людей производил в СССР атомную бомбу, из которых почти 100 тысяч это ученые и инженеры. Как же возможно, что никто из них не допустил никакого промаха, который привел бы к разоблачению всего проекта за рубежом, и что не было тех, кто из ненависти к коммунистическому режиму передал бы западным агентам информацию? Как же возможно, что западные разведки не смогли вовремя узнать о гигантских усилиях? У американской разведки во время войны не было возможности что-то узнавать в России. На это обращает внимание Джеффри Ричелсон в книге American Espionage and the Soviet Target («Американский шпионаж и советская цель»). Лишь иногда некоторым офицерам из ведомства американского военного атташе и специалистам, работающим в рамках программы ленд-лиза, удавалось получить незначительную информацию. Учитывая советскую шпиономанию, когда любого подозрительного тут же арестовывали и отправляли в лагерь или тут же расстреливали, туда было трудно отправлять хорошо обученных агентов. Создалась атмосфера, когда на любого иностранца лепили ярлык шпиона или, по крайней мере, потенциального шпиона. Кроме того, граждане вообще боялись просто заговорить с человеком, который выглядел чужим, чтобы их не обвинили в пособничестве. И все русские, работавшие в консульствах, должны были доносить советской контрразведке. Да и тех избранных, кто ездил за границу, было довольно мало. Поэтому среди них офицеры западных спецслужб не могли найти и завербовать агентов. Эти времена настали намного позже. Между сталинской империей и остальным миром в 30-е годы выросла почти неприступная стена, которая просуществовала еще два десятилетия. О Советском Союзе знали немногое – только то, что Кремль позволял знать.