Лаврентий Берия. Оболганный Герой Советского Союза - Евгений Толстых Страница 73

6 ноября 1947 года министр иностранных дел СССР В. М. Молотов сделал заявление по поводу атомной бомбы, сказав, что «этого секрета давно уже не существует». Это означало, что Советский Союз уже открыл секрет атомного оружия и имеет его в своем распоряжении. Что-что, а заявления Вячеслав Михайлович делать умел. Правда, здесь поторопился… Хотя в иных случаях, наоборот, старался не спешить.

Для страны жизненно важным было СКОРЕЙШЕЕ создание оружия адекватной силы. Сталин не собирался завоевывать чужие земли. Свои бы отстоять и отстроить. Но мирное созидание было возможно лишь при наличии в арсенале предостерегающего инструмента разрушения.

Рассказ о поиске путей решения научно-технических задач – сам по себе увлекательный и познавательный. Но, к сожалению, выступающий за рамки нашей книги. Поэтому – почти телеграфным стилем.

Группы ученых шли несколькими «тропами» (Курчатов, Кикоин, Арцимович, Алиханов), но исследовательские процессы требовали времени и затрат.

А нужно ли было так «распылять силы»? Не целесообразнее ли сосредоточиться на одном направлении? Может быть, это помогло бы раньше добиться заветной цели – создания атомной бомбы? Такие сомнения возникали у многих, в том числе и у самого Сталина. Игорь Васильевич Курчатов в своем докладе об итогах работы в 1947 году ответил и на эти вопросы:

«При равной производительности заводов количество бомб, которое может быть получено за одно и то же время при помощи атомных котлов, почти в 10 раз больше, чем количество бомб, которое может быть получено на диффузионных и электромагнитных заводах.

Котлы «уран – тяжелая вода» дают такое же количество бомб, как и уран-графитовый котел, при равной производительности, но требуют дорогостоящей тяжелой воды и более сложны по конструкции. На основе сказанного, казалось бы, можно было заключить, что все преимущества на стороне уран-графитовых котлов и что можно было бы ограничиться работами лишь в этом направлении. Это заключение, однако, оказывается неверным, т. к. не только одной производительностью атомных бомб определяется ценность метода.

Очень важным является также глубина использования сырья, определяющая, сколько атомных бомб может быть сделано из данного количества сырья и позволяет ли метод использовать наряду с ураном также и торий. В отношении использования сырья уран-графитовый котел дает худшие результаты, чем диффузионный и электромагнитный методы и чем котел «уран – тяжелая вода». Котлы с тяжелой водой имеют преимущество перед другими методами, так как позволяют использовать торий. Таким образом, было бы неправильно идти только в направлении уран-графитовых котлов».

Далее Курчатов приводит любопытные цифры. Он пишет о количестве бомб, которые можно получить из 1000 тонн урана разными методами: 20 штук при использовании уран-графитового котла, 50 – при диффузионном методе, 70 – при электромагнитном, 40 – при котле «уран – тяжелая вода». Ну а затем начинаются поистине фантастические подсчеты: комбинация трех методов дает уже иной порядок цифр – 300 бомб, уран-ториевый котел с тяжелой водой – 3000 бомб, а обогащенный урановый котел на быстрых нейтронах – 16 000 бомб!

От таких цифр даже у Сталина могла закружиться голова. Оснований сомневаться в верности расчетов Курчатова у него не было, а потому он поддерживал все рекомендации Игоря Васильевича. Действительно, в выборе научного лидера Атомного проекта Сталин не ошибся.

Но не все шло гладко.

В декабре 1946 года был запущен первый (экспериментальный) атомный реактор, потребовавший 45 тонн урана. Для запуска промышленного реактора, требовавшегося для получения плутония, было нужно ещё 150 тонн урана, которые были накоплены только к началу 1948 года. Из-за непригодности предполагавшейся к эксплуатации системы загрузки испытательные пуски реактора начались лишь 8 июня 1948 года (над год позже намеченного), но в конце 1948 года произошла серьёзная авария, из-за которой реактор был остановлен на 2 месяца, при этом была произведена ручная разборка и сборка реактора, в процессе которой переоблучились тысячи человек, включая участвовавшего в ликвидации аварии И. В. Курчатова (его вмешательство было необходимо, так как только он в тот момент знал, как отличить дефектные блоки). Облучился и один из руководителей атомного проекта А. П. Завенягин.

10 килограммов плутония, необходимых для повторения американской бомбы, были получены в СССР к середине 1949 года, благодаря по-настоящему героической деятельности тысяч известных и оставшихся безымянными для истории людей.

Из-за задержки с наработкой необходимого количества плутония установленный постановлением СМ СССР № 234-98сс от 8 февраля 1948 г. срок изготовления первого экземпляра РДС-1 – 1 марта 1949 г. – не был выдержан, однако в августе 1949 г. все работы по изготовлению компонент и подготовке РДС-1 к испытанию были завершены, а Семипалатинский полигон готов к проведению испытания и проведению исследований и измерений эффективности бомбы. План испытания предусматривал окончательную сборку бомбы на полигоне (без баллистического корпуса и приборов, необходимых при сбрасывании бомбы с самолёта) и подрыв её на башне высотой 33 метра.

Разведывательные материалы по американскому плутониевому заряду для атомной бомбы позволили сократить сроки создания первого советского заряда, хотя многие технические решения американского прототипа не являлись наилучшими. Даже на начальных этапах советские специалисты могли предложить лучшие решения как заряда в целом, так и его отдельных узлов. Поэтому первый испытанный СССР заряд для атомной бомбы был более примитивным и менее эффективным, чем оригинальный вариант заряда, предложенный советскими учеными в начале 1949 года. Но для того, чтобы гарантированно и в короткие сроки показать, что СССР тоже обладает атомным оружием, было принято решение на первом испытании использовать заряд, созданный по американской схеме.