Иван Калита - Юрий Торубаров Страница 72

Зима пришла неожиданно. Ночью, когда казачество спало непробудным сном, набежал багмут, принеся с собой горы снега. К утру, поплясав над казацкими куренями, он умчался в неведомую даль, оставив после себя усиливавшийся мороз, который пробрался в жильё. Не привыкшие ещё к нему казаки свёртывались калачиком, стараясь согреться.

Но сколько было неподдельной детской радости, когда они вышли на улицу! Снежки полетели из стороны в сторону. И только звон медного листа да громкие крики кашеваров заставили их с горечью побросать это занятие. Раскрасневшиеся, разгорячённые, усаживались они за «столы». Умудрённые опытом казаки, измеряя глубину снежного покрова ветками, сорванными с деревьев, убеждённо говорили:

— Уйдёть на юга!

Для незнающего человека было непонятно, кто уйдёт. Но те имели в виду своего главного врага — татар.

Наступление зимы заставило кое-что вспомнить и атамана. По договору, заключённому в Рязани, приближался срок нести охрану южных границ. Надо было определяться с казаками для отправки их туда, а без есаулов провернуть эту работу невозможно. Заглянув в курень Курбата, какой-то казак крикнул:

— Есаул, к атаману!

Есаулы уже рассаживались по местам. Атаман поднялся и окинул присутствующих. Были все.

— С первым днём зимы, друзеки!

— К аллаху бы её! — пошутил кто-то.

— К аллаху или к кому другому, но она пришла, а у нас есть договорённость с рязанским князем. Хлеб-то мы его едим.

— Знамо дело! — бросил один из сидящих.

— Коль знамо, — подхватил атаман, — то каждый курень должен выделить по сорок человек.

Есаулы закрутили головами:

— Немного ли, атаман?

Атаман поправил усы.

— Много аль мало, подсчитаем. Линиев наблюдений надоть не менее семи, восьми. В каждой по четыре, не менее бекетов, по три казака в каждом, итого сколь?

Но сосчитать такую словесную арифметику они не смогли, сколь ни потели.

Атаман пожал плечами и посмотрел на Андрея. По Рязани знал, что он грамоте обучен.

— Андрей, сосчитал? — спросил атаман.

Парень покраснел, потом буркнул:

— Человек двести надоть!

— Во! — воскликнул атаман, — слышали?

Есаулы заёрзали:

— А хто здеся останется?

— Так сколь щас пришло. Считай, тверцов до тыщи человек.

— Решили! — подвёл итог атаман и спросил: — кто повезёть?

Больше рук поднялось за Петра. Он поднялся:

— Я не возражаю. Но, атаман, а кто к князю пойдёть? Убей мя, Семён, по мне, луче с десятком татар биться, чем с князем говорить. Дай-ка мне кого попутёвей, кто с ним говорить могет, — сказав, посмотрел по сторонам и сел.

Воцарилась тишина. Предложений не было. Поднялся Курбат.

— Браты-казаки! Помните, когда вернулся атаман, чё он сказал, кто спорил с евонным писарчуком?

Есаулы зашумели:

— Андрей.

Петро посмотрел на него, потом на атамана:

— Прав Курбат, атаман. Лучшего не найти!

На этом и порешили.

Есаулы начали подниматься, посчитав, что сбор закончен, но атаман осадил их.

— Ещё хочу, браты-казаки, сказать, кое-кто посчитал, что глыбокий снег заставит басурман уйтить на юг. Боюсь, что те не правы. Надоть проверить все схроны, да чтоб там жратва была!

Это предложение есаулам очень понравилось:

— Прав атаман, всяко может быть! А бережёного и Бог бережёт!

Для Петра и Андрея настали горячие дни. Надо было лошадей по масти подобрать, оружие проверить, харчишко приготовить. И вот настал день смотра. Не узнать было казаков. Нарядные, строгие, решительные. А кони под ними! Краса!

А назавтра — поход. Вечером в андреев курень заглянул атаман и кивнул есаулу на выход. На улице хлопьями валил густой снег, быстро превратив их фигуры в снеговиков. Отойдя несколько шагов от куреня, атаман остановился.

— Я те, друзек, хочу попросить: не заглянешь ли ты к Дарьюшке? Узорочье хочу ей послать.

Парень не раздумывая ответил:

— Атаман, я рад быть твоим посыльщиком. Разреши, я ей от себя марафеты ещё привезу.

Атаман улыбнулся:

— Вези. Возьми Митяя. На всякий. Только, покель ты будешь у Дарьи, он тя нехай ждёть на прогоне.

Андрей понял, что атаман не хочет, чтобы лишний глаз видел то жильё: «Осторожен атаман. Дорога ему внучка».

Не ближний путь от коша до Рязани. Полк двинулся и должен был, по договорённости с князем, расположиться на Червленном Яре в Поде на реке Воронеж, а сказать Ивану Ивановичу, что он туда отправился, надлежало Андрею. Он решил ехать вдвоём с Митяем. Да пристал Захар. Взяли и его.

Выехали с рассветом одвуконь. Не отъехали они и версты от коша, как под ноги коня Андрея шарахнулся непонятный черно-белый клубок. Конь поднялся на дыбы. Андрей схватился за саблю. Но радостный басистый лай заставил его улыбнуться:

— Дружбан!

Подъехали Митяй с Захаром. Все были удивлены. Тот пропадал где-то довольно давно. А тут на тебе...

— Ну и псина! — воскликнул Захар, удивлённый, кажется, больше всех.

Погода способствовала продвижению. Снегопад кончился. С ним ушло и относительное тепло, установился бодрящий морозец.

Наконец перед их очами предстал Переяславь-Рязанский. За крепостной стеной виднелись купола церквей. Въезд в город строго охранялся. При виде трёх вооружённых молодцев вой преградили им путь. Несмотря на все утверждения Андрея, что он едет к князю и тот его давно ждёт, сотский послал за Яковом, зная, что, когда были донцы, больше всех с ними занимался писарчук. Тот оказался на месте и немедля прибыл к воротам. Он ещё издали узнал Андрея и помахал ему рукой. Видя это, вой расступились. Когда горячность встречи прошла, Яков спросил:

— Ко мне аль сразу к молодому князю?