Равная солнцу - Анита Амирезвани Страница 71

Как только он вошел в возраст, Ферейдун стал изучать искусство верховой езды, боя на мечах и полководческие умения. Овладев этими дарованиями, начал он в пустыне обучать войско, чтоб сразиться с угнетателем Зоххаком. На удачу попросил он кузнеца сковать ему булаву со звериной головой. Кто-то говорил, что это корова, но мне хочется думать, что бык, охолощенный буйвол.

Однажды в своем лагере Ферейдун увидел Каве, шагающего к нему под развевающимся кожаным фартуком, а за ним шло его войско — из протестующих, и понял он, что настала пора освободить Иран. Принял Ферейдун Каве как героя и украсил его скромный запон драгоценными камнями, золотым шитьем и каймой, пока не засверкало это знамя на солнце. Затем, когда все было готово к битве, воины Ферейдуна понесли этот стяг впереди, когда он повел их на столицу сразить Зоххака.

Прибыв туда, Ферейдун узнал, что Зоххак отправился грабить Индию. Он захватил пустой дворец, освободил тех, кого там держали, и забрал себе всех женщин.

Вскоре Зоххак вернулся со своим войском, чтоб отвоевать дворец. Воины его окружили замок только затем, чтоб узнать: население встало на сторону Ферейдуна. В ярости покинул войско и по веревке перебрался через дворцовую стену, чтоб захватить Ферейдуна врасплох. Но Ферейдун узнал его по змеям, извивавшимся на плечах, и могучими ударами булавы крушил его, пока злодей не пал. Тогда Ферейдун потребовал трон Зоххака и провозгласил себя правителем нового времени.

Так и был спасен от уничтожения мозг иранских мужей и справедливость вернулась в страну.

Когда погиб мой отец, меня словно затягивало в озеро горя, — казалось, плыть поверху невозможно. После смерти Хадидже я горевал так же сильно, и все же без детской беспомощности. Взамен рос внутри холод, острый, словно лезвие клинка. Я стал неотступен и поклялся выполнить свою обязанность даже ценой собственной жизни.

Чтоб набраться мощи для достижения цели, я стал посещать Дом силы во дворце и упражняться с тяжелыми деревянными булавами, которые силачи крутили вокруг себя, чтоб подготовить свои тела. Проходили недели, и мышцы моих рук, груди и бедер становились твердыми, словно чугунные ядра. Шея стала толще, чем прежде. У меня открылся жестокий аппетит к мясу, каждый день я ел кебаб, но лишний вес тем не менее исчезал. Как-то я взглянул на себя в зеркало и понял, что выгляжу куда более настоящим мужчиной, чем когда-либо.

Некоторое время после смерти Хадидже нам с Пери пришлось постараться, чтоб вернуть прежние надежные отношения. Мы встречались ежедневно, она давала мне поручения, но все больше мелкие, и я читал в ее глазах, что, несмотря на всю свою привязанность ко мне, она не была уверена, можно ли мне доверять. Это новое сомнение тоже печалило меня. Я жаждал снова быть ее товарищем по оружию.

Однажды ночью мне приснилось, что шах Исмаил открыл наш заговор и что нас вот-вот казнят. Я проснулся в поту, простыни и те промокли. В темноте я признавался себе, что был не прав, умолчав о Хадидже с Пери, особенно после того, как она сама не поделилась со мной. Пот остывал, я дрожал, раскаиваясь в своей жестокосердности, которая могла погубить нас всех.

Днем я рассказал Пери о своем сне и попросил у нее прощения за то, что подверг наши жизни опасности. Меня, мол, слишком угнетало горе, я не мог признать, что ошибался, а теперь обещал ей пересмотреть свой подход к нашему делу. Пери милостиво приняла мои извинения, но что гораздо важнее — это сняло тяжесть с ее души. На ее губах уже в следующую встречу светилась улыбка, и я начал чувствовать, что ей снова доставляет удовольствие мое общество. Шли недели, мы выработали новый образ совместных действий, и доверие тихо росло меж нами, словно между старыми супругами.

Мы с Пери не обсуждали, как избежим возможной кары. Говорить о каких-то замыслах было слишком опасно: бдительность все усиливалась, любой мог оказаться платной ищейкой шаха. Но мы оба знали: наша цель осталась прежней.

Раз мы принялись за это опасное дело, привозить сюда сестру было бы неразумно. Я отозвал Баламани в сторону и отдал ему запечатанный пакет со своими последними наставлениями. Если со мной что-нибудь случится, он должен будет употребить все мое имущество, включая драгоценный кинжал и «Шахнаме», на приданое для моей сестры и удостовериться, что она войдет в достойную семью в Казвине. Я не доверял двоюродной сестре моей матери — она не сможет обойтись с моей сестрой по-хорошему в случае моей смерти.

Прошло полгода, и жизнь вернулась в обычные рамки. Снега уступили место весне, Новому году и жаркому лету. Мы отпраздновали мухаррам и почтили мученическую смерть имама Хусейна обрядами, напоминающими о его неслыханных страданиях на поле битвы, а теперь мы думали обо всех других несправедливостях, с которыми еще придется справляться.

Понемногу начало меняться к нашей выгоде и положение вельмож дворца. Шамхал-султан получил несколько высоких постов и земельные наделы для черкесов. Мирза Салман сумел добиться назначения великим визирем, а мирзу Шокролло в конце концов сместили и лишили милости. Мы надеялись, что назначение мирзы Салмана на второй пост державы однажды поможет возвращению Пери, пусть даже сейчас ему приходится держаться вдали от нее.