Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Григорий Потанин Страница 67

Главный монастырь буддистов в Забайкалье находится, как мы уже сказали, на Гусином озере, в нескольких верстах от Селенгинска; есть в Забайкалье и другие монастыри, например, Агинский и Усть-Цыгульский, оба в Нерчинском округе, и несколько меньших. Кроме штатных лам и ширетуя ^[106], т. е. настоятеля, в каждом монастыре живет много молодых лам, послушников, или хувараков; в монастырях есть также школы. Ламы в монастырях изучают также тибетскую медицину и приглашаются бурятским населением, как врачи.

В монастырях обыкновенно бывают дацаны, или храмы, наполненные буддистскими изображениями богов, статуями и картинами; такие дацаны есть и отдельно от монастырей или, по крайней мере, с очень скромным числом живущих при них лам. Дацаны есть и среди бурят Иркутской губернии; в Аларском и Тункинском ведомствах есть даже небольшие монастыри. Как мы уже сказали, буддизм слабо распространяется у северозападных бурят; у забайкальских же в настоящее время замечается некоторое религиозное одушевление и нравственный полем; так, например, в некоторых местностях Верхнеудинского округа имеет большой успех проповедь лам против пьянства.

Христианская проповедь среди бурят началась еще в XVII ст.: в то время была в Забайкалье основана православная миссия, но в половине XVIII ст. миссия прекратила свою деятельность. В начале XIX ст. в Забайкалье была основана английская миссия; вместе с ней возобновили свою проповедь и православные миссионеры. В 1842 г. обе миссии снова прекратили свою деятельность. С 1861 г. православная миссия возобновила свои труды и с того времени действует и поныне. К сожалению, русские священники, проповедуя христианство, настаивают обыкновенно на том, чтобы принявшие православие буряты приняли вместе с тем и образ жизни русских, а это не всегда бывает легко сделать как отдельному человеку, так и целому народу. Не знаем, чему это приписать, но нельзя не заметить, что у бурят-христиан гораздо больше можно встретить так называемого двоеверия, чем среди буддистов: считаясь официально христианами и даже исполняя обряды православной веры, буряты часто не оставляют своей древней религии, шаманской, совершают таилганы, держат в домах онгонов и т. д.; конечно, от русских и в особенности от духовенства они тщательно скрывают это обстоятельство.

Переменяя старую религию на христианство и буддизм, подпадая влиянию окружающего их русского населения, буряты во многом уже изменили свои нравы и обычаи; несомненно, однако, что и теперь еще у них можно наблюдать много старины и переживаний старого быта. К сожалению, систематичных наблюдений над их жизнью не делалось, и все наблюдения носят случайный и поверхностный характер.

Как на наиболее резкое противоречие старых нравов с современными, мы можем указать на обычай бурят умерщвлять стариков, доживших до 70-летнего возраста. В настоящее время такого обычая уже нет, но рассказы о подобных событиях настолько подробны, что заставляют думать, что обычай этот существовал не так давно.

Рассказы передают, что все родные старика, обреченного смерти, собирались в его юрту, и устраивался пир; старика угощали и напоследок давали ему глотать жир, отрезанный длинной полосой; глотая этот жир, старый человек давился и умирал. Обычай убивания стариков, по-видимому, существовал и у других инородцев Сибири. Чукчи и в настоящее время убивают старых людей, но там это имеет, по-видимому, другие мотивы и скорее может быть причислено к самоубийствам.

Есть также следы давней старины в некоторых свадебных обычаях. Свита, сопровождающая жениха и невесту, всегда очень велика; невесту, прежде чем везти в дом к жениху, приходится силой отнимать у ее подруг. После того как невесту привезли в дом жениха и гости кончили пиры в улусе жениха, провожатые невесты, возвращаясь домой, стараются отогнать сколько-нибудь скота из женихова улуса, а сторонники жениха должны отбивать силой захваченный скот; но чаще всего они поступаются хоть одной скотиной, и тогда поезд невесты на полдороге или по возвращении домой устраивает пир из захваченной у жениха скотины. Это, по-видимому, указывает на военный захват девиц и, как возмездие за это, на угон скота.

В легендах же можно проследить у бурят еще более древнюю форму брака, когда жених поступал в дом невесты.

В обычаях родильных много очень грубых архаических черт, и есть намек на то, что отец или, может быть, род должен решить, – оставлять ребенка в живых или бросить.

Браки у бурят между лицами одного рода не допускаются, хотя бы всякая память о родстве уже исчезла. Жен берут, выплачивая калым, размер которого строго определяется при договоре. У бедняков, небогатых скотом, очень в обычае мена невестами, т. е. молодой человек берет невесту и, если есть подходящий жених в том же доме, отдает за него свою сестру. Иногда родители сговаривают своих детей очень рано, еще в младенчестве, чтобы иметь время исподволь выплатить калым; браков ранних в настоящее время не замечается, но раньше нередко, говорят, случалось, что женили малолетних на взрослых девушках. Дочерей не торопят отдавать замуж, так как девицы у бурят обыкновенно работают наравне с мужчинами во всех полевых работах.

В настоящее время у бурят, под влиянием христианства и русских, а также под влиянием буддизма, целомудрие требуется и уважается как в замужней женщине, так и в девушке. Но есть основание думать, что последние в этом отношении еще очень недавно пользовались полной свободой. Я. П. Дуброва в своем сочинении «О бурятской женщине» ^[107] рассказывает, что матери иногда упрекают своих дочерей за то, что последние не имеют любовников; по их мнению, это указывает, что девушка имеет мало привлекательности и, стало быть, мало шансов найти себе выгодного жениха. Есть также бурятская поговорка: «Девушки растут на радость парней». Это как будто указывает на то, что незамужние женщины составляли достояние целого рода. Дуброва указывает, что дети, прижитые незамужней дочерью, считались детьми ее отца и, при выходе ее в замужество, оставались в семье родителей. Некоторые игры и особенно некоторые онгоны указывают на то, что бурятами очень ценилась способность к деторождению, и любовные связи не считались предосудительными.

Другие показания говорят, напротив, что прежде у бурят в этом отношении нравы были строже и что на теперешние случаи нарушения супружеской верности смотрят, как на порчу нравов под влиянием городского и приискового быта русских. У бурят Аларского ведомства существует обычай побратимства между девушкой и одним из ее товарищей по улусу. Девушка избирает себе одного из своих сверстников в постоянные товарищи; с ним она ездит по гостям, он защищает ее от грубых притязаний других парней. С этим избранным отношения девушки очень близкие, иногда он спит в одной постели с ней, но и только. При выходе девицы замуж этот друг ее, которого она зовет старшим братом аха, играет очень важную роль: он вел ее коня при свадебной церемонии; его благодарят, как верного хранителя, если девушка оказалась невинной, – в противном случае его упрекают, а если он же был и соучастник в ее вине, его жестоко бьют. У молодой четы этот аха продолжает пользоваться уважением и дружбой.