Моя жена – Анна Павлова - Виктор Дандре Страница 67

Гуляя там же в лесу, мы нашли какие-то маленькие, белые цветочки, росшие во мху, с необыкновенным запахом. Они так понравились Анне Павловне, что она решила непременно привезти их в Англию. Мы сейчас же запаслись большими жестянками из-под бисквитов, наложили туда моху и земли, выкопали несколько цветочков с корнями и везли их таким образом через всю Европу, вызывая большое любопытство на всех таможнях. Приехав к себе в «Айви-хаус», Анна Павловна с любовью посадила цветы, стараясь выбрать, как ей казалось, наиболее подходящий уголок. Они пережили зиму и пропали.

Из садовых цветов Анна Павловна больше всего любила тоже простые. Она любовалась лилиями, розами, их красотой и совершенством форм, но они мало говорили ее сердцу. Исключение она делала для орхидей. Они привлекали ее своей экзотичностью и «ориентализмом». Меньше всего Анна Павловна любила гвоздику. В бытность нашу в Коста-Рике Анна Павловна, желая оказать любезность жене президента республики, которая приехала ее встретить на вокзал, решила сделать ей визит и отвезти цветы. Увидев в окне лучшего цветочного магазина великолепные орхидеи, Анна Павловна обрадовалась и, выбрав большой букет, просила его связать. Хозяин магазина, увидев, что мы иностранцы, спросил Анну Павловну, для кого она выбрала эти цветы. Узнав, что для президентши, он пришел в ужас, объясняя, что в Коста-Рике орхидеи – самые обыкновенные цветы, что их нельзя дарить, надо выбрать что-нибудь более роскошное, и лучшим будет букет гвоздик. Пришлось поступиться своим вкусом.

В последнюю свою поездку в Австралию Анне Павловне очень понравились чудесные маленькие цветочки, прелестно пахнувшие, – «борония». Решено было увезти с собой несколько горшочков. Мы поехали в садоводство, выбрали несколько таких растений, и увидели еще и другие цветы, которые Анне Павловне тоже очень понравились. Между ними был какой-то громадный куст, дивно раскрывшийся огромными лиловыми колокольчиками. Анна Павловна пожелала его приобрести и просила выкопать его и посадить в большую кадку. Хозяин выразил большое сомнение, чтоб такое большое растение могло перенести слишком дальнюю дорогу, но согласился – на наш риск. Выбрали мы и еще несколько растений. Покидая Аделаиду, я поехал на пароход посмотреть, где можно раскинуть наш цветник. Любезное начальство парохода предоставило нам самим выбрать место, но с тем, чтоб никого не стеснять. И вот, гуляя по пароходу, я случайно увидел на самой корме чрезвычайно удобное помещение, куда публика совершенно не заходила, притом защищенное от ветра. Хозяином этого уголка оказался санитар приемного покоя. Я обратился к нему не без опасения получить отказ, но получил самое благожелательное согласие. Он сам оказался большим любителем садоводства, охотно принял на себя все заботы и в течение пяти недель оберегал цветы, ухаживая за ними. С большим негодованием он рассказывал мне, как публика, иногда заходившая туда, обрывала последние лиловые колокольчики «на память о Павловой». Деревья, привезенные к нам в оранжерею, сначала захирели, так как мы взяли их оттуда в пору австралийской весны, а привезли их в нашу осень. Мы думали, что они пропадут. Но они оправились, и, к большому восторгу Анны Павловны, большой куст опять зацвел, как у себя на родине.

Анна Павловна обладала особым, присущим ей одной умением раскланиваться перед публикой, делая это так грациозно и с таким достоинством, что за это одно ей можно было аплодировать. Так же красиво и с таким же умением она принимала подносимые ей цветы. Иногда вся сцена была заставлена большими корзинами, и на полу были разложены десятки букетов, но Анна Павловна удивительно маневрировала между ними, никогда ничего не задевая, выводила к публике артистов и, взяв какой-нибудь букет, давала из него несколько цветов своему партнеру или другой артистке. Одна известная оперная певица рассказывала мне, что, наблюдая, как Анна Павловна это делает, она представляла себя на ее месте.

– Поверьте мне, – говорила она, – я, наверное, повалила бы все корзинки, а затем, тоже, наверное, упала бы сама.

Самой Анне Павловне цветы всегда доставляли только радость, но окружавшим ее – не всегда. Хлопоты возникали каждый вечер, когда ей массами подавали цветы на спектаклях. Эти цветы привозились домой, и, как бы ни было поздно, Анна Павловна приказывала тотчас же их распределить и поставить в вазы. На несчастье, почти всегда эти букеты делаются на проволоках, и Анна Павловна, считая это варварством, требовала, чтоб цветы были избавлены от этих кандалов, а это – одна из очень неприятных работ. Но так как Анна Павловна не соглашалась идти спать, пока все цветы не будут разобраны, все мы помогали самым усердным образом. Ее камеристка, много лет бывшая с Анной Павловной во всех поездках, на долю которой главным образом падали эти заботы, часто говорила:

– Если бы все присылавшие цветы знали, как я их проклинаю.

Самую красивую корзину цветов, какую я когда-либо видел, Анна Павловна получила во время своего первого приезда в Амстердам. Это была громадная корзина, которую с трудом внесли на сцену; она вся состояла из гортензий, удивительно красиво подобранных по своим тонам: нежно-розовые цветы сверху переходили в более темно-розовый оттенок, затем в лиловый цвет, и наконец внизу были темно-голубые.

Любуясь этой корзиной, Анна Павловна огорчалась при мысли, что, ввиду ее громоздкости, нельзя будет внести ее в отель, тем более что на следующее утро приходилось уезжать в другой город.

Так как у нас в это время были свои багажные автомобили, я велел шоферам поставить корзину в автомобиль и постараться бережно доставить ее в театр следующего города. Приехав в этот город, я убедился, что корзина прекрасно сохранилась, и Анна Павловна имела удовольствие ее вторично получить на сцене. На следующий день повторилась та же история, и благодаря тому, что цветы были в горшках, Анна Павловна в течение семи вечеров получала эту корзину, которая неизменно производила свой эффект. Подарившие ей эту корзину, наверное, не думали, что она объедет с нами всю Голландию и доставит столько удовольствия Анне Павловне.

Не знаю, сохранилась ли еще в Америке мода на сорт роз, называвшийся «American Beauty» ^[50].

Цветок сам по себе представлял обыкновенную темно-красную розу, но ее стебель был необыкновенно длинный, и чем длиннее он был, тем дороже стоила роза. Нередко букет таких роз вышиною был метра в полтора, и каждый цветок стоил три доллара.

Получая громадные букеты таких роз, Анна Павловна с досадой говорила: «Сколько удовольствия мне доставили бы, если бы вместо этих букетов мне жертвовали их стоимость на мою благотворительность».

Когда цветочные подношения были особенно многочисленны – на первом или последнем спектакле, – Анна Павловна отправляла все букеты в один из госпиталей.

Собственный сад Анны Павловны в большинстве случаев ее огорчал. Причин было много. Жить у себя дома ей приходилось недолго, урывками, и почти никогда не удавалось следить за посадкой растений. Другой причиной была тенистость нашего сада: цветам не хватало солнца, и без того редкого в Англии. И когда Анна Павловна находила, что цветов слишком мало, она восполняла этот недостаток просто и решительно: рано утром отправлялась на цветочный рынок в «Ковент-Гарден», привозила целые возы цветов и сама с увлечением распоряжалась их посадкой.