Уроки русского. Роковые силы - Виктор Кожемяко Страница 66

— Безусловно, я могу сказать с полной основательностью, что эта идея, конечно, не привнесена, она, так или иначе, развивалась, по крайней мере, на протяжении XIX века. И что, может быть, особенно интересно, само слово «социализм» впервые начали широко употреблять, представьте себе, как ни странно, не так называемые «западники», а как раз славянофилы. Правда, они критически относились к социалистическим концепциям Запада, считали их искажением истинного представления о социализме. В частности, они говорили о том, что западный социализм относится к истинному социализму примерно так же, как тирания к монархии. Монархию они считали естественным состоянием. Конечно, их представление о социализме было во многих отношениях совершенно иным, чем в наше время. Например, они не видели ничего противоестественного в соединении монархии и социализма.

Но если говорить о сути проблемы, то надо, по-моему, отказаться от такой заостренно-идеологической формулировки, в которой противопоставляются социализм и капитализм, а рассмотреть просто с точки зрения структуры общества.

Социализм, во-первых, подразумевает преобладающую и господствующую роль общественной собственности, а не частной; с другой стороны — особую верховную роль государства. А с точки зрения либеральной, скажем так, чисто капиталистической, государство — только некий нанимаемый налогоплательщиками аппарат для поддержания порядка, соблюдения законов, и только.

Между тем те же славянофилы, рассматривая социализм в его русском варианте, чаще всего исходили из того, что государство должно играть гораздо более существенную роль, и в частности роль не только наблюдателя за порядком, а роль творческую. И, кстати сказать, все люди славянофильского склада считали, что государство, несмотря на то что они его подчас беспощадно критиковали, в принципе играло громадную, определяющую, первостепенную по сравнению с чем угодно роль в созидании. В частности, В. В. Розанов, которого считают «поздним славянофилом», утверждал, что именно государство создало просвещение в России, а, скажем, интеллигенция, которая очень кичится своими заслугами, для просвещения сделала несравнимо меньше.

Но все-таки, ставя вопрос о социализме, я должен оговорить один очень важный для меня момент, да и не только для меня, а по существу. Я знакомился со многими документами и исследованиями, которые, так или иначе, создавались в русле современных движений социалистической ориентации. И большинство из того, что в них сказано, одобряю. Но в то же время должен сразу сказать, что в отличие от многих участвующих в этих движениях и других людей, которые так или иначе ставят вопрос о социализме, я стремлюсь, хотя это не так легко сделать, избежать всяческих оценочных суждений, то есть постановки вопроса: что же лучше — социализм или капитализм? С моей точки зрения, всякая оценочность здесь несерьезна, потому что идея прогресса, идея совершенствования общества — это очень поверхностная и, в конечном счете, ложная идея, которая, кстати, и возникла только в XVIII веке. Ранее как раз господствовало представление о том, что «золотой век» позади, а человечество живет все хуже и хуже, потом это сменилось идеей прогресса, которая, прежде всего, противоречит нашему же представлению об основных законах Вселенной, всеобщих законах бытия, согласно которым нельзя ничего приобрести, не потеряв ровно столько же, то есть каждое приобретение оборачивается равноценной потерей.

В силу каких-то поверхностных представлений, когда говорят о развитии общества, начинают утверждать, что происходит какое-то совершенствование. Но совершенствование одних сторон жизни абсолютно закономерно, фатально оборачивается потерями в других. Можно привести бесчисленные примеры. Ну вот самый простой. Конечно же, факт, что в большинстве жилых помещений нашей страны вода льется из крана, а еще сто лет назад большинство населения было вынуждено с нелегкими усилиями доставлять воду из водоемов, родников, колодцев — это представляется признаком невероятного улучшения жизни. Между тем, как это ни странно, сейчас за большую цену приобретается родниковая вода, потому что та вода, которая льется из крана, настолько уступает по различным параметрам родниковой, что тут и сравнивать нечего. То есть человеку выигрыш в комфорте, в количестве времени, затрачиваемом на добычу воды, обернулся несравнимыми потерями в ее качестве, не говоря уж о том ложном представлении, будто бы человек выиграл и с точки зрения затрачиваемых усилий. Совершенно очевидно, что для того, чтобы вода поступала, нужны гигантские усилия, причем чем дальше, тем больше, так как происходит общее отравление биосферы и затрачиваются все большие усилия, чтобы вода хотя бы не приносила людям тяжкого вреда. Конечно, это самый простой пример, их можно приводить множество.

Разрывается органическая связь человека и природы. Вот, например, если говорить о современном транспорте, допустим, о сверхзвуковом самолете, который за кратчайшее время доставляет человека с одного континента на другой. Вроде бы действительно потрясающий успех. Когда-то это казалось пределом мечтаний, но сейчас этим никто не восхищается, так как для того, чтобы перенестись на другой континент, человек должен сидеть, будто в зубоврачебном кресле, под надсадный ультразвук двигателя, абсолютно бессмысленно ожидая, когда его донесут. Когда-то наш замечательный писатель Пришвин сказал, что пешеход творил пространство, а самолет его пожирает… Вспомните прекрасную повесть Чехова «Степь». Там мальчик едет на лошадях, проезжает несколько сот километров, ему открывается целый гигантский мир, он выходит из этого путешествия, в сущности, другим человеком, необычайно обогащенным. Ну а сейчас этот мальчик за какие-нибудь полчаса пролетел бы это расстояние на самолете и не получил бы ничего. Пушкин не стал бы Пушкиным, если бы не проехал по российским дорогам, как подсчитано, не менее 40 тысяч километров, как бы совершил путешествие вокруг земного шара. Но какое это было путешествие! Очевидцы рассказывают, что даже в то время, когда лошадей перепрягали, он шел вперед по дороге пешком, не пропуская ни одного мужика или бабы, чтобы не заговорить с ними.

Таким образом, с моей точки зрения, бессмысленно ставить вопрос, что же лучше — капитализм или социализм. С какой-то точки зрения, безусловно, лучше капитализм, в частности, потому, что это органическая саморазвивающаяся система, возникающая стихийно, где законы принимаются по мере того, как развиваются соответствующие отношения, и т. д. В то время как социализм сначала как бы возникает в головах людей в виде различных объектов, пусть сначала утопических, а потом начинает реализовываться. То есть это все-таки нечто созданное людьми, и с этой точки зрения он, безусловно, уступает капитализму.

Я действительно считаю, что Россия стоит перед таким выбором: либо ей не существовать, либо она пойдет по пути того, что называется социализмом. Подчеркиваю, что в этот термин я не вкладываю сугубо идеологического содержания. Я исхожу из господства общественной собственности, что вовсе не исключает различные формы частной собственности, просто они занимают подчиненное положение. И, наконец, исхожу из решающей роли государства.

Вот говорят о том, что нужен рынок, регулируемый государством. Я думаю, правильнее было бы сказать, что нужно экономическое соревнование, экономическое соперничество, которое контролируется государством, стремящимся направить это соревнование на пользу стране, а не некоторым представителям этого соревнования. Государство должно всячески поощрять тех, кто, достигая своего благополучия, одновременно обеспечивает и благополучие страны в целом. Если страна пойдет по такому пути, это не означает «вернется». У нас совершенно неправильно все время ставят вопрос, что тот, кто говорит о руководящей роли государства, будто бы стремится вернуться в прошлое. Вернуться в прошлое нельзя, это абсолютно исключено. Будет новое, существенно новое, складывающееся с учетом коренных национальных интересов России, но все же — в том направлении, по которому страна пошла начиная с октября 1917 года. И дилемма такова: либо страна пойдет по этому пути, либо она просто погибнет. По крайней мере, скатится до чрезвычайно низкого уровня. Потеряет так много, что тут и говорить не о чем. В этом я убежден.