Волынский. Кабинет-Министр Артемий Волынский - Зинаида Чиркова Страница 65

— Знать не знаю, ведать не ведаю, — скороговоркой отозвался Федот.

Артемий вскипел. Он подскочил к Федоту и со всего размаха ударил его по лицу. Оно сразу же залилось кровью.

— За что, батюшка-барин, — забормотал Федот, утирая кровь подолом рубахи.

— Говори, измордую поганца, — злобно прошипел Волынский и принялся бить Федота.

— Знать не знаю, — упорствовал Федот, — ведать не ведаю...

Ярость Артемия прошла так же быстро, как и вспыхнула.

— Под замок, — приказал он гвардейцам.

Вернувшись к шкатулке, Артемий призадумался.

Если бы здесь шарил кто-то чужой, то прежде всего стал бы рыться в секретных бумагах. Но ничего не было тронуто, даже печати не сломлены и ленточки на бумагах не развязаны. Даже деньги лежат на месте, не хватает только полутора тысяч. Артемий всегда вечерами, поглядывая на счета от поставщиков и ремонтников, пересчитывал траты и потери. Всегда у него всё сходилось тютелька в тютельку.

Нет, только Федот мог влезть в шкатулку, зная, как открыть её без ключа — острый нож между запорами и секретная кнопочка...

Волынский провёл настоящее следствие: вызвал всех слуг, конюхов, потом начал разговоры с солдатами, охранявшими посольство. Никто чужой не побывал в нём за время отсутствия его членов, даже поставщики не заглядывали в этот день. Но зато один из солдат рассказал, что Федот хвалился в игре: «Небось, играй я на кредит, барин заплатит, ежели проиграю. Мы с ним в таких переделках бывали, что он мне всё спустит...» Он проиграл полторы тысячи рублей и сегодня, как раз перед приездом посольства, расплатился со своим кредитором.

Солдат показал и деньги, которые выдал ему Федот. И по меткам на ассигнациях Артемий узнал деньги из ларца. Пришлось отобрать их у солдата, объяснив, что деньги украдены из посольского рундука.

Привели Федота. Он едва стоял на ногах, кровяные пятна покрывали его лицо и шею.

— Что ж врал, запирался? — сурово спросил его Артемий.

— За службу мою вот как отплатил мне батюшка-барин, — угрюмо пробормотал Федот.

— Службу? — опять взъярился Волынский. — Ты — раб мой, а расходился, яко тать, за спиной моей схоронился и творишь непотребное? За такие дела в каторгу, в Сибирь!

— А и в Сибири люди живут, — упрямо качал окровавленной кудлатой головой Федот.

— Пятьдесят батогов, и снова к делу приступай, — простил было его Артемий.

— Смилуйся, батюшка-барин, не выдюжить мне пятьдесят батогов, — упал на колени Федот.

— Пошёл вон, — резко бросил Артемий и кивнул вошедшим гвардейцам: — На конюшню и всыпать тридцать батогов...

Гвардейцы утащили Федота.

Артемий сел за стол и поник головой. Если уж верный слуга изменил, обокрал, кому тогда верить, с кем делить несчастья и невзгоды? И ведь это раб его, крепостной, возвысил он Федота до себя, и разговаривал с ним, как с человеком, и дозволял обряжать себя, и кормил вдосталь, и смотрел за ним! Нет, слаб человек, и трудно ждать от него преданности, особенно ежели он подлой породы...

Волынский старался не слышать тоскливого воя, которым сопровождалась порка Федота. А по всему посольскому двору разносились его стоны и завывания.

Дней пять отлёживался Федот в своей каморке. Ходил за Артемием Лука, другой камердинер, но Артемию всё казалось, что от Луки и не так пахнет, и не то он делает, и приказания выполняет нехотя. Привык, знать, к Федоту...

Но едва встал Федот, сине-багровый от синяков, с перекошенной спиной, с угрюмостью и ненавистью во взгляде, как Артемию стало ещё хуже. Кричал на Федота со злостью, пинал его в лицо сапогом, шпынял словами, но всё думал, что обойдётся, притерпится.

А однажды свежим летним утром к нему в комнату вбежал гвардейский офицер и трясущимися губами выговорил, что у драгуна украден шомпольный пистолет.

— Ещё не хватало, — пробормотал Артемий, — чтобы оружие стало пропадать.

Не иначе, завёлся вор дивный, и Федот тут ни при чём: он ведь не сознался в краже.

Заперли ворота посольского двора, перерыли всё от самых подвалов до верхних плоских крыш. Пистолет обнаружили у Федота. И снова привели его к Волынскому.

— Чай, и теперь отрицать станешь, что украл пистолет? — спросил его Артемий.

— И отрицать не буду, — угрюмо буркнул Федот, — украл, думал, башку твою чугунную прошибу...

И такой ненавистью пахнуло на Артемия, что мороз пробрал по коже.

— Что ж, теперь не отвертишься, суд у нас скорый, пули для тебя жалко будет, а повесить я тебя и сам повешу, — пригрозил Волынский.

— Будет и тебе благодарность, и ты на плахе голову сложишь, — резко вздёрнулся Федот. — Солдат я был, солдатом и останусь, хоть ты мне две верёвки на шею надень. С тобой всю войну прошёл, под пулями жив остался, а от твоей грубой руки на тот свет пойду. Да не один, тебя за собой утащу...

Ярость опять начала душить Артемия. Но он сдержал себя и приказал посадить Федота под крепкий замок. Хочешь не хочешь, а надобно исполнить свой долг — наказать непокорного раба, чтобы и другим неповадно было, и дисциплина в отряде осталась такой же железной, какую он ввёл при создании посольства.

Здесь, в Персии, солдаты разболтались: ни войны, ни пуль, сиди себе мирно, да стой у ворот посольства, да жди приварка. Оттого и пошли в ход азартные игры — то кости, то карты...

Артемий ещё не придумал, как провести казнь Федота, но жалел его. А утром ему с испугом доложили, что Федот освободился от верёвок, перелез через высокую гладкую глиняную стену ограды и бежал.

Это было уже чересчур. Волынский отрядил солдат, и Федот скоро отыскался: он забежал в мусульманскую мечеть и потребовал окрестить его по-басурмански. Понимал, что, обращённый в мусульманство, он не может быть выдан русскому посольству.

Но мулла рассудил иначе. Он подал весть о беглеце в посольство, и Федота быстро водворили на посольском дворе.

Казни не потребовалось: Федота до смерти запороли батогами...